Владимир Соколов - Утро в пути. Стихи

Но ты решишь на зло всему огромный
Построить дом, разбив сады вокруг.
Пусть будет в нем как можно больше
комнат,
А в комнатах — счастливых глаз и рук.

И ты уже ни слова не услышишь.
С карандашом, с резинкою в руке
Ты кинешься менять углы и крыши,
И будет все опять в черновике.

А друг, решив: оставить можно смело,
Уйдет, свое скрывая торжество.
А ты кивком простишься между делом
И не заметишь помощи его.

Мы забываем передать приветы,
Спеша к делам. Но память есть одна —
Она с тобой по всем дорогам света
Твоих друзей проносит имена.

И чем твои пути трудней и шире,
Тем больше тех имен. И в зной и в снег
Огромен мир. Сторон в нем не четыре,
А сколько может видеть человек.

И где б ты ни был, если тронет мука
Твое простое сердце в горький час,
К тебе придет товарищ. Он без стука
Войдет, лишь сердцем в сердце постучась.

Чужой, непонятной
Тоской теребя,
Все снятся плохие
Мне сны про тебя.

Но я не обижу
Любви наяву
Ни делом, ни словом —
Не этим живу.

Но только в разлуке
Больнее втройне
За каждый твой взгляд,
Что подарен не мне.

За каждое слово,
За шаг твой любой,
Что мучит другого,
Что видит другой.

А я… Что ни вижу
И чем ни маним,
Мне глаз моих мало —
Твои бы к моим!

…Заводская сталь
Полыхала в ночи.
Хотелось оказать:
«Посмотри на лучи».

Хотелось сказать
(Только было нельзя):
«Не там ли подруги,
Не там ли друзья,

Не там ли ребята,
Что только вчера
Мальчишками были
И вот — мастера…»

Вбирал в себя рельсы,
Гремел паровоз,
И к берегу моря
Однажды привез.

…Казалось: дышало
Прибрежное дно.
Волна набегала —
Вздымалось оно.

Но, чуть показав
Из глубин валуны,
Опять опадало
С откатом волны.

А ветер метался,
Поверхность рябя…
Но я это видел
Один, без тебя!

Но я поделиться
С тобою не мог
Ни небом, ни морем,
Ни ветром дорог…

Чужой, непонятной
Тоской теребя,
Все снятся плохие
Мне сны про тебя.

Но я им не верю,
И ты им не верь.
Мы вместе откроем
Вагонную дверь.

С друзьями простимся.
Умчим налегке.
В окно заглядимся
Щекою к щеке.

И будут соседи
Ворчать поутру,
Что всё открываем
Окно на ветру,

Но ласково с нами
Простятся потом,
Когда на глухом
Полустанке сойдем.

И встретят нас кедры
Гуденьем ветвей,
И взрытые недра,
И руки друзей,

Дерзанье и счастье…
А сны эти? Пусть!
Простая, земная,
Счастливая грусть…

Ночная бабочка о лампу бьется,
Коптят от ветра зыбкий фитилек.
Печаля, радуя, и, как придется,
Воспоминания летят на огонек…

Сырой сквозняк деревьям спать мешает.
Тревожно пахнут клумбы. И слегка
В их ароматы станция вплетает
Дыханье паровозного дымка.

Какой он сладкий и какой он горький!
Вдохнешь его и, опьянев почти,
Все бросишь за продымленные зорьки,
За гулкие транзитные пути.

На станции сейчас огни мигают
И ни гудочка, лишь за рядом ряд
Оранжевые рельсы убегают
Под черноту моста и под закат…

Задую лампу. Выйду за калитку
Услышу: темные кусты трещат.
Увижу: крадучись, туман внакидку,
За яблоками лезет ветер в сад.

Раструбливая новую победу
Над верстами, вдали прошел состав,
А я отсюда долго не уеду,
Такой июль на родине застав…

С товарищами старыми встречаясь,
На целый месяц позабыв Москву,
Я вишни рву, я на траве валяюсь,
Я на Озерной улице живу.

Страна моя! Огонь рябин над кручей.
Отчизна милая, зеленый сон
Мошнинской рощи, некогда дремучей,
Теперь прозрачной с четырех сторон.

Лишь так же плещет галочье кочевье…
Но верю я и в том поруку дам —
Мы еще краше вырастим деревья,
Цветенье буйное дадим садам.

И я шумел на уличном собранье,
Где грудились фуражки да платки,
Где, подписав Стокгольмское Воззванье,
Не расходились долго земляки.

И первым делом вынесли решенье
Зарыть окоп, войны минувшей след,
Что для шоферской ругани мишенью
Недаром служит целых восемь лет.

Где бруствер был — засохшей глины кучи.
И спуск в окоп зарос полынью весь.
Понадобится — выкопаем лучше.
Привычка есть.
Лишь будем рыть
не здесь!

Разбуженных деревьев смутен ропот.
А вот упало яблоко в саду.
Ступая по зарытому окопу.
На середину улицы пройду.

Озерная, она как луговина,
На ней роса по вечерам и мгла.
И заросла травой наполовину
И на две трети кочками пошла.

Но для того она всех прочих краше,
Кто некогда, в один из многих дней,
Когда сады черемухою машут,
И глянул в мир, и задышал на ней.

На ней ему когда-то дали имя.
На ней и первая тропинка та,
Которой он ножонками босыми
Шагнул за дедовские ворота.

Здесь он впервые солнцу улыбнулся
И замер, не сводя со сказки глаз.
Здесь в первый раз о камень он споткнулся,
От боли не заплакав первый раз.

Здесь он со смертью как-то повстречался.
И, навсегда решив солдатом стать,
Перед домами этими поклялся
Их от войны с оружьем защищать.

Чем хороша она? Не даст ответа.
Все рытвины ее он знает сам.
Но все ж при слове — родина
от века
Она
его является глазам!

В садах, нагими сучьями стучащих,
Иль вся в снегу, иль в яблонном дыму,
Она, незамощенная, все чаще
В ином обличье видится ему:

Блестя асфальтом, окнами сверкая,
Гордясь балконами на этажах.
Короче говоря, совсем такая,
Как на его заветных чертежах…

Какая широта! В каком покое
Сады, сквозь сон вздыхая, шелестят!
Все-все заснуло. Только эти двое
Идут себе куда глаза глядят.

А их глаза глядят в такие дали,
Что у обоих замирает грудь.
Какие дни они там увидали?
Какими подвигами славный путь?

Им нынче все принадлежит на свете,
И нет мечтам ни счета, ни помех.
Лишь слышно: «А еще куда поедем?»
И снова шепотом. И снова смех.

Чтоб быть счастливым — тысячи причин.
И ночь тиха. И путь конца не знает.
И уплывает шепот, уплывает,
Уже от шелеста неотличим…