Антология - Советская поэзия. Том второй

Пусть моя седина тебя не обманывает,
и мою искушенность в расчет не бери —
втихомолку память моя перемалывает
деревенские давние сухари.

В этом и суть моя, и основа,
она с рожденья в моей крови,
меня швыряет снова и снова
в гущу драки и в объятья любви.

Это помесь зерен ржи и пшеницы,
которую издавна сеяли мужики.
И я засеваю ею мои страницы
где наугад, где по метке строки.

А рассудительность, хоть она и чинна,
все же не без смеха и не без грехов:
за нею скрывается разная чертовщина —
причина всех моих шишек и синяков.

И те, кто меня за отсталость жалеют,
очень тонкие, иронические умы,
думаю, и они бы не прочь пощедрее
поживиться из небогатой этой сумы.

Так желаю тебе, товарищ, трудной удачи!
Вместе со всеми полную ношу бери
у этой земли, из которой, так или иначе,
каждый из нас добывает свои сухари.

Из памяти являйся мне всечасно
тревогой, тенью из глубинных лон,
с глазами, созданными мраком ясным,
с кудрями, что летят поверх времен.

Как верный страж, немое ожиданье,
волнуй любою новостью живой,
кричи мне каждый день на зорьке ранней,
что где-то сердце ждет, как часовой.

И что его не исказились свойства,
на примиренье не растрачен пыл,
и что кустом колючим беспокойство
растет на тех путях, где я ходил.

Пусть из воспоминаний, ожиданий
восстанут вновь призывы давних вех,
чтоб измерялся смысл существованья
тем долгом, не оплаченным вовек.

Носитель вдохновенного порыва!..

Он среди нас. Свеченья не тая,
возникнет из глубин, внесет счастливо
нетленный час в мельканье бытия.

Я встрепенусь, рванусь из безучастья.

На том пути, что вытоптан и стар,
знакомый тот чудак, мой гость нечастый,
приносит «с добрым утром», словно дар.

К добру такая встреча и к удаче!

Вновь разум бодр, двужилен и силен,
и день твой новый начат не иначе,
как радостью рассвета окрылен.

Свой груз спешат увечные на плечи
ему взвалить.
Но в сердце торжество,
и радугой свершений человечьих
увенчаны все замыслы его.

Сумей постичь среди круговорота
смиряющей привычки бытовой
носителя нечаянного взлета
и необыкновенности земной.

Прибавится к живой странице книжной
легенды ежедневная строка:
он — долга расточительный подвижник
и вольный нашей совести слуга.

Не сбей его с пути затеей зряшной!

Ключа незамутненная струя
меня зовет. И с ним я пью бесстрашно
привычную суровость бытия.

Где ливень бьет крутые волны
Всю ночь глухую напролет,
Седые тучи ветер гонит,
Кусты боярышника гнет.

В разливе пажити гречишной
Дорог теряются мосты,
Промокший клен теряет листья,
Чтоб вновь весною расцвести.

И только сосны в небе машут,
Как прежде, крыльями ветвей.
Я вам клянусь, холмы и пашни,
И лес, и горы, и ручей,

И вам, плоды садов багряных,
И вам, девичьи сны берез, —
Мою любовь дожди забрали,
Чтобы вернуть с приходом гроз.

Грохочут взрывы из-за гор,
Клубится мгла долин.
Идет в Астурию {11} 11 Стр. 29. Астурия — область в Северной Испании; важнейший в стране район угледобычи. шахтер,
Старик шахтер один.

Он в сердце свой завет хранит,
Как гордый Прометей {12} 12 Прометей — мифический герой, богоборец и защитник людей, похитивший для них огонь с неба и совершивший целый ряд других подвигов. За помощь людям был прикован богами к скале. ,
А в пояс динамит зашит
На тысячу смертей.

И песня, правды не тая,
Несется в тишине:
— Трансваль, Трансваль, земля моя,
Ты вся горишь в огне!

Тропа, и луг, и дол — кругом
Все выжжено твое,
Пылает небосвод огнем,
В огне твое жилье.

Поникла рощица, мертва,
Где мертвым лег патруль,
И плачут камни и трава
Под градом вражьих пуль.

Нависли тучи, скорбь тая,
Но слышно в тишине:
— Трансваль, Трансваль, земля моя,
Ты вся горишь в огне!

Конец скитаний и дорог.
Но дом родной затих,
И ветхий горбится порог:
— Нет сыновей твоих.

Вдали опять рокочет бой
И небосвод горит,
И вот, беседуя с тобой,
Расскажет инвалид:

Когда, куда они ушли,
Куда пошли полки,
Куда знамена понесли
Сыны твои, сынки.

Твой средний сын — одна ж семья! —
Полег в чужой стране.
— Трансваль, Трансваль, земля моя,
Ты вся горишь в огне!

А самый младший мальчик твой
Уплыл в советский край,
Где хлеб, и счастье, и покой.
— Испания, прощай!

А пятеро других, как ты,
Выносят динамит,
А пятеро на все фронты
Идут, где бой гремит;

Они во имя дней иных
Проложат новый путь.
И не смирить железом их
И смертью не согнуть!

Они в ущельях наших гор,
Над смертной мглой долин,
За ними в бой идет шахтер,
Старик шахтер один.

И песня у него своя,
Слыхали, может быть?
Испания, Испания,
Должна ты победить!

Июльский день на перекрестке
Присел и загляделся в дали.
А босоногие березки
О синем вечере мечтали.

Им вечер обещал обновы,
Какие могут лишь присниться:
На ветки — бархата цветного,
На листья — расписного ситца.

Но вечер в клуб забрел колхозный,
Где пели «Горлицу» шоферы,
И всех девчат порою поздней
Повел в заречные просторы.

И там, над речкой, у откоса,
Красавицам дарил подарки:
Сиреневые ленты в косы
И голубые полушалки.

Все видел день на перекрестке
(Свидетель важный в самом деле).
Да босоногие березки,
Да все шоферы из артели.

Степной рыжехвостой лисицей огни замаячили в поле.
Орда отступала на полдень, кольцом замыкала тугим.
Сирко Никодим, закручинясь, почуял суровую долю, —
Грицка Сагайдака единый и верный навек побратим!