Антология - Советская поэзия. Том второй

Ремнем сыромятным скрутили, в колодки забили — готово!
Рубаха линялая — в клочья, беда за плечами и смерть!..
Запел бы казак на прощанье — нашлось подходящее слово, —
Да трубы ревут за горою, литавров рассыпалась медь.

Родная его Украина за полем багровым лежала,
В низовье орлы откликались, в дыму исчезал окоем.
Так что ж, что приставили к горлу копья востроносое жало, —
Сирко, умирая, услышит, как черти завоют по нем!

Поминки богатые будут, сберутся товарищи в гости,
Закурят казацкие трубки — похода далекого знак,
И, может, в степи, при дороге, найдут Никодимовы кости
И горестно на пепелище заплачет седой Сагайдак!

Бронзовый памятник, сад мой новый,
Яблоня в тихом саду цветет…
Все отпылало в дали багровой:
Битвы, побоища, кровь и пот.

Но сберегает нам память наша
Воспоминание о прожитом.
Лето цветет. Поднялась ромашка.
Белой гречихи море кругом.

Дети щебечут. Седеет мята,
И серебрится полынь-трава.
Сколько замучено и распято,
Знает земля, как старуха вдова,

Знают поля под закатом багровым,
Камень истертых ногами плит,
Бронзовый памятник в сквере новом,
Где безымянный боец зарыт.

Комсомольский билет мой лежит на столе,
Двадцать лет я хожу с ним по этой земле.

В нем, как в маленьком зеркале, отражены
Зори мирных работ и зарницы войны:

Крутит ночь фронтовая метелью своей,
Светит ночь Днепрогэса сквозь зелень ветвей.

Ленин дал нам тебя — он для новых побед
Закалил твою славу, согрел твой расцвет.

Я работал и рос, и в жестоком бою
Я сберег свой билет, словно совесть свою,

Для великого братства отчизны моей,
Для идущих на смену нам наших детей,

Для грядущих времен и грядущих работ,
А придется в поход — снова выйдем в поход,

Чтоб с тобою, как с правдой, всегда быть в пути,
Чтоб тебя, словно жизнь, в коммунизм привести,
Комсомольский билет мой!

Первый гром ударил над Подолом
Залпами из тучи грозовой,
Прокатился рокотом тяжелым,
Стрелами пронесся над травой,

Синим светом озарил криницы,
Молодыми смолками запах,
И полет железной колесницы
Видели в синеющих степях.

Как пылали алые косынки
Над раздольем освеженных нив,
Как летели кони в поединке,
Молниями гривы озарив!

Перелески, и луга, и хаты,
И пшеницы буйной торжество, —
Все за громом мчалось, как солдаты.
Под багряным знаменем его!

Рано утром расставанье.
Что же, — сердца не печаль!
Свежий ветер на прощанье
Полетит с тобою вдаль.

Будут ночи всё теплее,
Фронтовым вестям салют,
Вспыхнут маки, заалеют, —
Лишь тебя не будет тут,

Лишь за облаком косматым,
Там, далёко, на войне,
В блиндаже простым солдатом
Ты опять приснишься мне.

Пушка бьет протяжно, тяжко,
Спят бойцы, — устали днем, —
Ты в шинели нараспашку
Все сидишь над огоньком

И не знаешь, что от муки,
Побеждая смерть и кровь,
Там тебя в часы разлуки
Бережет моя любовь.

Как на вечеринке в отчем доме,
Я ее услышал здесь, вдали…
Негров двое в поле, в Оклахоме,
Нашу песню милую вели.

И она огнем легла на душу,
Цветом, что над речкой нависал,
Негров двое славили Катюшу,
Ту, что Исаковский написал.

Как она пришла за океаны
Сквозь фронты и тяготы боев?
Может, наши парни-капитаны
Завезли в Америку ее?

Или, может, шторма вал кипучий
Кинул в чужедальние поля?
И она стоит теперь на круче,
Бедным неграм душу веселя

Белым платьем, синим-синим взором
И любовью в май наш золотой,
Шепотом березок белокорых,
Выросших в Смоленщине родной.

Мне тогда раскрылись за горою
Юности далекие пути,
И тогда нас в поле стало трое
В дружбе братской песню ту вести.

И она тем неграм пала в душу.
Разбивала рабство и обман.
«Выходила на берег Катюша
За Великий Тихий океан!»

Нет зависти моей к душе убогой,
К духовно нищим в сонной тишине.
Пускай они завидуют дорогам,
Тревогам тем, что жизнь судила мне.

Ничто в речах ничтожных их не ново,
И не проникнет речь их в грудь мою, —
Нет, моему завидовать им слову,
Что радостью иль горем обовью.

Владеть им научила мать родная,
Вдохнула силу, и я сильным стал,
Чтоб из него я, искры высекая,
На пятаки его не разменял.

Солнцем согретый, дождями сеченный,
Вскормленный хлебом
Черство-суровым,
Ты меж людьми проходишь, помеченный
Счастьем и горем —
Старым и новым.

Много сбылось, что было загадано,
Многое осуществилось воочью,
Только в лице отпечатался рядом
Отсвет двоякий —
Солнца и ночи,

Отсвет тревоги
Вместе с любовью,
Отзвук исканий
И отсвет боя,
Грусть затаенная кроется в слове,
Смехом ребячьим ходит с тобою.

Шепчут: не жизнь у него — картиночка!
Шепчут: в сорочке родился малый!
Только не знают, что та холстиночка
В дальней дороге
Истлела, пожалуй.

Ты приходишь ко мне
не однажды, не дважды
Рассказать о страданье,
подспудном и скованном,
Как вставал ты в ряды
запорожцев отважных,
Как росло твое сердце
с Шекспиром, с Бетховеном.

Ты приходишь с кипучими
черными тучами,
С кандалами неволи,
С крепостными, с мадоннами,
и с шипами колючими,
И с жуками над вишнями в поле.

И кричит Железняк
огневыми устами
С голытьбою своею,
И бредут неофиты, склонясь под крестами,
По тропе Прометея.

Все твое — все с тобою,
от травки до нации,
От рыданий до взрыва,
И двадцатого века манифестации —
Молодости призывы.