Антология - Советская поэзия. Том первый

Грохотом автомобилей,
топотом шагов
земля с неизменной силой
вступает
в строки стихов.

Былые забудутся беды,
и грохот снарядов, и пламя,
когда над нами Победа
взмахнет молодыми крылами.

В какое-то сотое утро,
одетая солнечной тканью,
придет вдохновенно и мудро
и переполнит дыханье.

И то, о чем лишь мечтали,
что рдело в дыму пожара нам, —
внезапно осветит дали
сиянием лучезарным!

Остановись на перевале,
на путь пройденный оглянись:
назад воротишься едва ли,
так не спеши
спускаться вниз!

Еще тебя зовут вершины,
пускай подъем суров и крут,
еще не все на лбу морщины
привычный
вычеканил труд.

Еще немало дел осталось,
какие сделать суждено, —
не все как будто отмечталось,
не все как будто решено.

Остановись на перевале,
неторопливо оглядись:
какие сумрачные дали,
какая солнечная высь!

Пускай обрывы и ущелья
и неизвестность впереди,
но силу —
измеряют целью.
Ты знаешь цель?
Тогда — иди!

Был дом без света, осенний вечер,
И с трудной думой был путь далек.
В лицо мне ветер дул из заречья,
И, где ни брел я, склоняя плечи,
Лишь слабый запах мне слал навстречу

Печальный, поздний сухой цветок.
Печальный, поздний сухой цветок
И камень, недруг усталых ног.
Но брел и брел я и с ветром бился.
Жгла сердце горечь полынь-травой.
Лишь там, где щебень, шурша, катился,
Я у обрыва остановился.
Река темнела. Туман клубился,
В венок сплетаясь над головой,
В венок сплетаясь над головой.
И тут я понял, что я — живой.

Живой. И вот я ждал исхода,
Ждал избавленья от тоски.
И голос моего народа,
Как гром победы, как свобода,
Ко мне донесся от реки.
Сквозь белый вал тумана шел он,
Суровости и ласки полон:

— Старался ты с людьми не слиться,
На мир смотрел со стороны,
Чужды тебе людские лица,
Ты горше, чем слюна лисицы,
Угрюмей каменной стены.
Ты слабый, ты пустей пустого,
Ступай, не надо мне такого.

Но ты бы мог: моим ты стал бы,
Тоску на меч перековал бы
И, солнцем встав на небосклоне,
Поил бы землю из ладони.
Ничтожен ты, но в час рассвета
Тебе под силу будет это!

И, как каштан, я раскололся,
Душой с моим народом сплелся
И вот стою в лучах рассвета.

О стрелках,
О латышских стрелках
Когда слышу —
Ослеплен я,
Как ночью на улице
Блеском огней.

Вы, стрелки, —
Раскаленная лава народной души,
Накипевшая за семь столетий,
Громкий крик,
Повторенный просторами,
Тайно отточенный нож,
Перерезавший путы
На груди, чтоб дышать,

Вы
В безглазые ночи
Под Кеккавой, Слокой,
На Тирельских топких болотах,
Как белые призраки,
Молча
Шли
В смерть.

Вы
У Юглы,
Яростно-черные,
Будто отлитые из чугуна,
Против гордых гвардейцев Вильгельма
Стояли
Одни на троих,
Пятерых.
Кто от пули не падал,
Того
Котелком и прикладом
Валили.

Пересохшие губы
Измызганных улиц Казани
Целовали вы собственной кровью
Во имя свободы.

Под Орлом и под Кронами,
В желтых степях Украины
Боевая коса ваших быстрых шеренг
В серебре офицерских полков
Оставляла прокосы.

Вы,
Стрелки,
Наши парни из сельских усадеб, —
Раньше пасли вы коров,
А теперь
Пасете народы
И время.

Вы,
Стрелки,
Наши парни со Звездной и Таллинской улицы
Раньше
Вы из рогаток стреляли
По воробьям и по стеклам,
Ловили в порту колюшек, —
Теперь
Ловите славу — себе,
А народам — свободу,
Стреляете
По одряхлевшим сердцам!

Быть может, это виденье,
просто красивый обман?
Ожил у нас на кухне
долго молчавший кран.
Набухла светлая капля у золотого рта.
Залило кухню сиянье
и нежная теплота.
Я слышу, за стенкой кто-то
кричит, от радости пьян:
— Воду пустили! Воду!
Скорее давай стакан! —
Я кран повернул, и правда:
ее серебристый поток
Стремительно брызнул в руку,
приятно ладонь ожег.
Бежит она, долгожданная,
вернулась к нам навсегда.
Как солнечный воздух, светлая,
сквозь пальцы бежит вода.
Ловлю ее, не пускаю,
гляжу на нее, и вот
Она у меня на ладони
белой розой цветет.
Я ведра наполнил до края
и всем теперь раздаю
Долгожданную воду,
рижскую воду мою!

Каплю крови. С каждым мигом в город каплю крови:
чтоб стекло витрин наполнить жарким смыслом нови.
На плакатах не чернила. И не краски. Кровь.
Кисти-пальцы обмакните в коллектив-ведро.

Под глазами — пятна. Щеки — восковая маска.
Но кричит, зовет с плакатов краска, краска, краска.
На шестой этаж. Считая лестничный бетон.
Наконец-то! Открывают. Еле дышит он.

Безнадежно. Есть надежда. Здесь, на камне этом.
Победили. Пионеры. Руку жму с приветом.
Что? Чахотка? Хоть минуту! Догорает день.
Побеждаем. Пионеры. Сказка. Рядом. Здесь…

Вышивая песню — сизых горлиц крылья,
чтобы голубые дали в ней парили,
чтобы в ней качалась, шелестя, трава, —
собирал в степи я тайные слова.

Всплески — лепет — шорох — завершались в гамме.
Я их, как ребенка, тешил васильками;
жаворонка песню, дудочку-манок,
жемчуга-росинки я вплетал в венок.

И возникла песня — сизых горлиц крылья
голубые дали душу в ней открыли,
зашумел травою дальний перевал…
Что же мою нитку солнца луч порвал?

С берега высокого, как с кручи,
Я гляжу на Волгу.
Сколько рек
С Волгою сливаются могучей,
Чтоб не разлучиться с ней вовек.

Волга, Волга! Далеко разлившись
На просторах русской широты,
С сестрами в пути соединившись,
С каждым днем сильней, красивей ты.