Николай Тарасов - Настоялась ночь на звездах

На окнах ручьи,
В приближении беглом —
Весна, если сильно приврать…

На улице снег…
И его ещё много —
Забыть о зиме не даёт.

Но лужи-моря
Там и тут по дорогам…
Как будто весна уже жжёт.

Зима, иль весна —
Разве важно нам это,
Коль обе так радуют нас,

Коль я не один —
Муза в доме поэта…
И я не свожу с неё глаз?

Плачет небо,
Льются слёзы,
Злится, сердится мороз.
Слёзы – снегом
Вниз, как звёзды, —
Миллиардами заноз.

Их всё больше,
Больше, больше…
И уже им нет числа.
Плачет небо,
Снег – в пригоршне, —
Знать, зима опять пришла.

Дождь ка… дождь ка…
Дождь капал на прохожих,
Нао… нао…
Наотмашь бил всех по лицу.
Сдирал мороз те капли с кожей,
Февральский день спешил к концу.

Зима, то пла…
То плакала девчонкой…
А то моро…
Морозила до слёз,
Болела старая (рвануло там, где тонко),
Загрипповала в ложе из берёз.

Теперь мета…
Металась в жарком бреде,
Не сознава…
Не сознавая, что и как,
И всё смешалось тотчас в сером небе:
Шёл снег с дождём, зимы – косяк…

Простыла водосточная труба…
Не мудрено при нынешней погоде:
Такая круговерть сейчас в природе,
Что «гнутся» не такие желоба.

То – дождь, то – снег, то утром, вдруг, мороз…
Сквозняк всё по дворам чего-то рыщет,
Быть может, ищет для себя жилище,
А, может быть, окурки папирос…

И солнце… делит день напополам…
Трубе такое солнце, как горчичник, —
Там, в горле – лёд, что далеко не «прыщик»,
Который и лечить другим «кострам».

Простыла водосточная труба…
Сказать вернее: «Сильно заболела».
«О, Боже! Как она, – я помню, – пела…
Теперь молчит… да, брат, судьба!»

Снова осень раскрыла кошель с медяками,
Снова ими сорит: гонит лист сквозняками…
Красный, рыжий летят – облепили всё тело,
А ей, пьяной-вдове, до того нет и дела.

Снова осень кутит и не смотрит на сроки,
Снова серость кругом и вода в водостоке…
Новый год на носу, – нрав её где смиренный,
Или есть в кошельке том пятак неразменный?

В кустах сидело солнце, как в корзине, —
Высиживая клушкой новый день.
Закат, как гребень курицы-богини,
Алел над целой сотней деревень.

Стекало небо, пузырясь, на землю, —
Шёл мелкий дождь, с рождения – слепой.
Мы целовались, спрятавшись под елью,
И до бесстыдства были счастливы с тобой!

Выпал снег… впервые с мая,
Припозднился в этот раз.
Сразу лёг. И не растаял,
Как тот, майский, через час.

Да, по срокам, и пора бы —
Третий день как Новый год.
Второй месяц уже бабы
Печи топят… вот народ!

Сантиметров где-то в двадцать
Толщиной на речке лёд.
Хватит парню баловаться:
Если выпал, пусть идёт…

Ой, зимушка – красавица,
Куда ты снова, странница?
В какие дали, девица,
Так рано собралась?
Я знаю, прошлой ноченькой
Февраль твой замороченный
Дождём на снег побрызгивал…
Неужто – сорвалась?

Остынь, остынь ты, барыня,
Пройдёт та дурь у барина…
А прогневить боярина???
Да Боже упаси!!!
Пропьётся и поправится,
Как мой мужик… страдалица, —
Такая доля женская
Не редкость на Руси…

Не вышло ваше времечко, —
Ты подожди маленечко,
Любовь его, как семечко,
Вновь завтра прорастёт.
Не уходи, красавица, —
Февраль твой расстарается
И все снега вселенские
С метелью принесёт…

Снежинок крахмальные юбки
Кружатся на сцене двора.
Танцуют снежинки… мир хрупкий
Качают пуанты с утра.

Дома в строгих платьях, напротив,
Как зрители в первом ряду,
Глотают «балет», как наркотик,
А я на «галёрку» [6]иду…

Внутри двора качнулся ветер,
Снег поднимая над домами,
Мешая полдень с облаками…
Казалось, опустился вечер!

В квартире быстро потемнело:
Тьма, пометавшись по углам,
Промчавшись эхом тут и там, —
Захохотала оголтело…

От страха вскрикнул понедельник…
Подумав: «Вот и смерть пришла!» —
Он начал бить в колокола…
А ветер стих – устал, бездельник!

Заблудилась во дворах
в Новый год метелица.
Ищет нужный адресок,
мечется в ночи.
Ждёт любимый за углом,
знает чудо-девица.
Только угол где тот есть?
Как его найти?
Президент страны большой
начал речь заздравную.
Вся Москва сейчас пуста, —
у кого спросить?
Позову-ка я к себе
девку православную:
«Эй, Метелица, сюда, —
хватит уже выть!»

Ещё февраль —
двадцатое,
размытое,
распятое
число в календаре…
Зима уж на попятную:
то дождь, то снег —
лопатою
её, слегка помятую,
тревожат во дворе.

Таджиков много: дюжина —
снег топчут…
не жемчужина,
торопятся до ужина
вернуться в тёплый дом.
Зима больна: простужена, —
ей стыдно…
перегружена
дождями, чем сконфужена…
чуть дышит подо льдом.

Боится – не поправится,
хотя здоровьем
славится
страдалица, молчальница,
с пылающим лицом…
Ей дворники не нравятся,
того гляди
позарятся
на жизнь и честь красавицы,
дарованных Творцом.

А ей – Зиме, так хочется
пожить, как все,
чтоб с отчеством…
Ей это одиночество
давно, как в горле ком…
Ведь было же пророчество,
мол: «Ты займёшься
творчеством,
и дочь Весна-Высочество
тебе поможет в том».

Вторые сутки сыпал снег
На пламя жаркое Светила.
Он падал странно: снизу вверх, —
Земля от страха голосила.

В своей жестокой доброте,
Весёлой грусти в одночастье,
Снег падал в полной пустоте
На Солнце горько-кислым счастьем.