Юрий Батяйкин - До встречи не в этом мире

Меня повсюду приглашали. Один раз я читал у Гарика Лисициана. Было прохладно, и он накинул на меня свой пиджак.

Поднимаясь, я сказал:

– Вот – возвращаю пиджак великого артиста.

В ответ услышал:

– …Побывавший на великом поэте…

Приехала Лесина. Закружилась параллельная поэтическая карусель. В Коктебель приехал Витя Цой со своей бандой. Они ходили от моря к своему дому, оглушительно распевая песни. Встречал я там и Игоря Талькова. Он, в отличие от Цоя, вел себя очень тихо и скромно, и на людях я его не видел. В Коктебеле мне было на редкость хорошо. Меня все признали. Очаровательные барышни в меня влюблялись, и я сам симпатизировал двоим. К одной – Оле, напоминавшей бабочку махаон, я после ездил в Харьков. А другая – Маша была постоянно с маман, которая не сводила с очаровательной дочери глаз, не отпуская ее ни на минуту. Но однажды, сидя на скамейке возле писательского кафе, я почувствовал, как чья-то ручка меня нежно-нежно гладит по шее, забирается в волосы…

После баловница, как ни в чем не бывало, вышла из-за скамейки, невинно глядя в глаза мамаше, только в глазах сверкали золотистые искорки.

Я часто ездил в Феодосию – прекрасный город, воспетый Александром Грином, боготворившим Крым, и в Солнечную Долину – место фантастических скал. Между прочими похожденьями я помог получить Оксане квартиру, о чем она через пару лет благополучно забыла. Какое-то время я снимал комнату у соседки Оксаны – Марии. У нее была кошка – подросток, совершенно черная. Красоты необыкновенной. Настоящая маленькая пума. Во двор приходили ухаживать за ней большие матерые коты. Анфиса – так звали кошку, налетала на них, как вихрь, сбивала с ног и валяла по двору, так что только пыль клубком по двору завивалась. Я старался с ней подружиться. Но она была очень строгой, и ни с кем не изъявляла желания общаться.

Я долго за ней ухаживал, покупал изысканные лакомства, которые она отвергала. Но потом она уловила во мне настоящую любовь, и угощенье мое приняла. Но есть стала, только когда я отошел достаточно далеко. И вот как-то раз я лежу, не спится, дверь чуть открыта – жарко. Входит Анфиса, вспрыгивает на подушку и ложится вокруг моей головы.

Я говорю Маше:

– Это заколдованная принцесса, прошу у тебя ее руки.

Скорее всего, оно так и было. Принцесса она была… А потом пришла пора уезжать. Я не решился вмешаться в ее судьбу. Мы грустно простились. А она впервые потерлась о мое лицо.

– Ты смотри, не увези ее, гад, – ревновала Маша.

У нее дома Анфиса вела себя независимо и нежностей никому не позволяла. Гладить ее опасались – она тут же уходила, и можно было без руки остаться. Я не увез ее. Слишком она была мне дорога, чтобы вмешаться в ее судьбу.

Ко мне привязывались животные, любили меня. Однажды нас с мамой пригласили в деревню. Хозяйкина дочка выходила замуж за поселкового, и меня пригласили на свадьбу. В поселке я уже прославился тем, что носился на налаженном за литр самогонки дореволюционном мотоцикле и посылал всех недовольных, что было мне особенно свойственно в ту пору. Среди «посланных» был брат жениха, молодой, задиристый парень. И вот на свадьбе он долго «выпрашивал», а потом предложил «отойти». Предвидя подобное развитие событий заранее, я задолго тщательно обследовал место назревавших событий, подобно Суворову. Ну, мы отошли. Я встал спиной к амбару, в котором в огромном ларе хранилась мука. Он ударил меня – сила-то молодецкая – и выломал две доски из амбара.

И тут мне пришла оригинальная мысль. Всегда надо заниматься спортом – когда-нибудь пригодится. Зацепив его железной самбисткой хваткой, я вволок его в амбар и, невзирая на сопротивление, в выходном черном костюме засунул в ларь с мукой и накинул крючок. Сам вернулся к столу и, потупив глазки, стал понемножку выпивать и закусывать. И тут возникла сцена, о которой наверняка пожалел бы Иванов, сотворивший «Явление Христа народу».

Весь белый, с трогательным, обращенным к народу, лицом, наподобие ивановского «Христа», но с обилием упущенных художником деталей, предстал перед гостями несостоявшийся натурщик великой картины. Не припомню, слышал ли я когда такой хохот. На каждой свадьбе случается что-то необычное, но это представление заслуживает войти в историю…

Естественно, со следующего же дня напротив дома, где я жил, стала дежурить бригада типа «скорой помощи» во главе с братом жениха.

По этой оказии я стал носить за поясом топор и всячески любезно зазывал их во двор, притворно обещая выпивку и всяческое угощение. Кто-то из них уже отсидел, поэтому во двор они не заходили, как я их ни умолял, а приглашали меня поболтать на улице, на что я, в свою очередь, не соглашался.

Вскоре мне стало скучно, и я повадился кормить хлебом овец, которые у хозяйки были одна к одной, словно с картины Буше.

И вот однажды я их угощаю, как вдруг кто-то меня сзади как подденет маленькими рожками! Оборачиваюсь – маленькая черная овечка, а на лбу белая звездочка. А в глазах написано: гляди, какая я прелесть, а ты на меня не обращаешь вниманья… С того дня мы подружились и стали вместе гулять по задкам.

В доме с нами жила милая добрая женщина – Капитолина – или просто Капа. У нее была девятилетняя, такая же милая, дочка Наталья и муж Павлик. Трезвый он был спокойный, но, выпив, становился буйным и бросался на жену и дочку.

Во время очередного приступа бешенства я его выбросил в окно вместе с рамой и стеклами, выпрыгнул за ним сам и чуть не до смерти избил.

А наутро предупредил:

– В следующий раз – убью!

Странно, но он как-то затих и особо не докучал. Так к нашим прогулкам присоединилась Наташка. Она была очень робкая, поскольку писалась из-за этого идиота, и очень ласковая. Мы подолгу гуляли, а когда я садился спиной к огромному дереву, Звездочка клала мне головку на одно бедро, Наталья – на другое, и так мы мирно дремали под заканчивавшуюся жару. Они повсюду ходили со мной, как собачки.

Перед отъездом мне хозяйка говорит:

– Забирай Звездочку в Москву. А то и с Наташкой вместе…

Я подумал: «Куда ж я их возьму?» Не взял. Только боль навсегда осталась в сердце, словно заноза. Да светлые воспоминанья.

В период моих скитаний меня занесло во Владивосток, где я познакомился с тестем военкома Находки – Володей и корейцем – Ляном.

У нас созрел план забраться в погранотряд и собрать столько морской капусты, сколько сможет увезти трехтонный грузовик. Выдирать мы ее собирались ясеневыми шестами, для чего нарубили ясеня и изготовили орудия лова. Шест представлял собой мощную ясеневую палку, на конце которой прикручивались намертво похожие на пальцы ясеневые же палки.

В воде ясень размокал, пальцы накручивались на куст – рывок – и куст оторвался. Теперь его в лодку и – на берег, где надо связать листья в сноп и оставить сушить.