Антология - Из фронтовой лирики. Стихи русских советских поэтов

Комбату приказали в этот день
Взять высоту и к сопкам пристреляться.
Он может умереть на высоте,
Но раньше должен на нее подняться.
И высота была взята,
И знают уцелевшие солдаты —
У каждого есть в жизни высота,
Которую он должен взять когда-то.
А если по дороге мы умрем,
Своею смертью разрывая доты,
То пусть нас похоронят на высотах,
Которые мы все-таки берем.

Страшный путь!
На тридцатой,
последней версте
Ничего не сулит хорошего…
Под моими ногами
устало
хрустеть
Ледяное
ломкое
крошево.

Страшный путь!
Ты в блокаду меня ведешь,
Только небо с тобой,
над тобой
высóко.
И нет на тебе
никаких одёж:
Гол
как
сокол.

Страшный путь!
Ты на пятой своей версте
Потерял
для меня конец,
И ветер устал
над тобой свистеть.
И устал
грохотать
свинец…

Почему не проходит над Ладогой
мост?!
Нам подошвы
невмочь
ото льда
отрывать.
Сумасшедшие мысли
буравят мозг:
Почему на льду не растет трава?!

Самый страшный путь
из моих путей!
На двадцатой версте
как я мог идти!
Шли навстречу из города
сотни
детей…
Сотни детей!
Замерзали в пути…

Одинокие дети
на взорванном льду —
Эту теплую смерть
распознать не могли они
сами, —
И смотрели на падающую звезду
Непонимающими глазами.

Мне в атаках не надобно слово
«вперед»,
Под каким бы нам
ни бывать огнем —
У меня в зрачках
черный
ладожский
лед,
Ленинградские дети
лежат
на нем.

Шел головным торпедный катер, —
И берег, пушки наклоня,
Вдруг оживал, как дымный кратер
От извержения огня.

Но, зачерпнув воды с разлета,
Всю ночь, быть может, до утра,
Сквозь эти чертовы ворота
Врывались в бухту катерá.

И страшно было небосводу
Смотреть на то, как моряки,
Бросаясь в огненную воду,
Держали шаткие мостки,

Чтобы советская пехота
Сухою на берег сошла
И, выкорчевывая доты,
Дорогу верную нашла.

Как прежде, мины шелестели,
В глухом ущелье ветер выл —
И раненые не хотели
Эвакуироваться в тыл.

И даже мертвые, казалось,
Уже не сдали б ни за что
Ту пядь, что с кровью их смешалась
На отвоеванном плато!

Его зарыли в шар земной,
А был он лишь солдат,
Всего, друзья, солдат простой,
Без званий и наград.
Ему как мавзолей Земля —
На миллион веков,
И Млечные Пути пылят
Вокруг него с боков.
На рыжих скатах тучи спят,
Метелицы метут,
Грома тяжелые гремят,
Ветра разбег берут.
Давным-давно окончен бой…
Руками всех друзей
Положен парень в шар земной,
Как будто в мавзолей…

Я в коммунизм вхожу
не как в гостиную:
открыл,
вошел,
представился, — не так!
Ты, будущий,
взволнованность прости мою:
я шел к тебе сквозь крошево атак,
сквозь хлябь болот,
путей разбитых месиво,
сквозь свет ночей,
сквозь дни в сплошном бреду.
И если мне
порой
бывает весело,
то только оттого,
что я — иду.

Она в цвету. Она вросла в суглинок
И ветками касается земли.
Пред ней противотанковые мины
Над самыми корнями залегли.

Над нею ветер вьет тяжелым прахом
И катятся седые облака.
Она в цвету, а может быть, от страха
Так побелела?
Не понять пока.

И не узнать до осени, пожалуй,
И я жалею вдруг, что мне видна
Там, за колючей проволокой ржавой,
На минном поле яблоня одна.

Но верю я:
от края и до края
Над всей раздольной русской стороной
Распустятся цветы и заиграют
Иными днями и весной иной.

Настанет день такой огромной доли,
Такого счастья, что не видно дна!
И яблоня на диком минном поле
Не будет этим днем обойдена!

Слушай, ветер! Ты мчишься отсюда в Россию,
ты к родимой земле прикоснешься облетом.
Передай там, что мы уже скоро осилим
вон того, чьи из зарева бьют минометы.

Ты скажи там, что лист уж становится хрустким
и четвертая осень нам в души стучится…
Ничего! Мы грустим и деремся по-русски
и живем по московским часам за границей.

Всю страну обеги, закоулки облазай,
барабань по стеклу, на прохожих кидайся
и шепни мимоходом одной сероглазой,
а о чем — ты уж как-нибудь сам догадайся.

Ракет зеленые огни
По бледным лицам полоснули.
Пониже голову пригни
И, как шальной, не лезь под пули.

Приказ: «Вперед!»
Команда: «Встать!»
Опять товарища бужу я.
А кто-то звал родную мать,
А кто-то вспоминал — чужую.

Когда, нарушив забытье,
Орудия заголосили,
Никто не крикнул: «За Россию!..»
А шли и гибли
За нее.

Бои, бои… Тяжелый шаг пехоты
На большаках, где шли вчера враги.
На бровку опершись, на переходе
Натягивает парень сапоги.

Простые, загрубевшие от жару,
Но крепкие — носить не износить.
Еще и тем хорошие, пожалуй,
Что по Берлину в них ему ходить.

Еще утрами черный дым клубится
Над развороченным твоим жильем.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнем.

Еще ночами белыми нам снятся,
Как вестники потерянной любви,
Живые горы голубых акаций
И в них восторженные соловьи.

Еще война. Но мы упрямо верим,
Что будет день, — мы выпьем боль до дна,
Широкий мир нам вновь раскроет двери,
С рассветом новым встанет тишина.

Последний враг. Последний меткий
выстрел.
И первый проблеск утра, как стекло.
Мой милый друг, а все-таки как быстро,
Как быстро наше время протекло.

В воспоминаньях мы тужить не будем,
Зачем туманить грустью ясность дней, —
Свой добрый век мы прожили как люди —
И для людей.