Эдгар По - Стихотворения. Проза

Я жребий не кляну земной —
Хоть мало в том земного,
Что вас разъединить со мной
Смогло пустое слово.
Не жажду я гореть в огне
Благострадальной схимы;
Сострастье ваше странно мне —
Ведь я — прошедший мимо!

Дол — как в дыму, в дыму река,
И леса — как облака;
Их стена едва видна:
Все скрывает пелена
Тихих слез луны багровой.
Снова, снова и снова
Меняясь каждый миг,
Луны странствуют в ночи;
Бледным светом лунный лик
Гасит звезд златых лучи.
А когда покажет двенадцать
Круглый циферблат луны,
Начинает к земле склоняться
Самый тусклый диск с вышины, —
Так низко-низко-низко,
Что в средоточье диска
Пики горные вонзились
И в сиянье погрузились.
В светлой мантии ореола
Скрылись замки, скрылись села,
Сколько есть их на просторе,
Скрылся странный лес и море,
Скрылся духов легкий сонм,
Скрылось все, что впало в сон, —
И пропали все предметы
В лабиринтах мягкого света.
Ибо сейчас без дна — без дна! —
Поглотила их жажда сна.
Но едва встает заря,
Этот лунный покров
Вновь взмывает ввысь, паря,
Гонимый натиском ветров,
Как альбатрос над бездной водной
Или все, что вам угодно.
Миру дольнему с утра
Не нужно лунного шатра {22} ,
Сиречь прозрачного тумана
(Что звучит довольно странно!),
Но водяною пылью
Рассыплется он в небесах,
И падает этот прах
На трепетные крылья
Взлетевших мотыльков,
Что вновь должны спуститься
И пыли той частицу
Вернуть нам с облаков.

Элизабет, коль первым имя это,
Листая твой альбом, увидят там,
Иной педант начнет корить поэта
За сочиненье вирш по пустякам.

А зря!.. Хотя и фокус строки эти,
Бранить меня за них причины нет:
Едва ли был когда-нибудь на свете
Таких забав не любящий поэт.

Размером трудным мысли излагает
Художник не по прихоти своей —
Ему игра созвучий помогает
Раскрыть себя в творении полней.

Раз у него есть дар, его работа
Известным с детства правилом жива:
«Не может в стих облечься то, чего ты
Глубоко в сердце не обрел сперва».

Елена, красота твоя
Мне — словно парус морякам,
Скитальцам, древним, как земля,
Ведущим корабли в Пергам,
К фригийским берегам.

Как зов Наяд {25} , мне голос твой
Звучит за ропотом глухим
Морей, ведя меня домой,
К сиянью Греции святой
И славе, чье имя — Рим.

В алмазной раме у окна
Вот ты стоишь, стройна, как взмах
Крыла, с лампадою в руках —
Психея {26} ! — не оставь меня
В заветных снах!

Пребывает ангел в высях
«С лютней-сердцем». Се — Израфил.
У него на устах
И в его перстах —
Песнь, настолько прекрасная, что в небесах
Гимны звезд замирают, ликованье в мирах,
Чуть Певец возгласил.

И, взойдя в зенит,
Полная луна
Пеньем прельщена —
Блаженное, звенит,
Переливаются рулады, —
И встают Плеяды {28} ,
Рдея, — божьи чада,
Семь из мириады.

И молвит звездный хор,
И вторит голос лун,
И зрит небесный взор:
Певец персты простер
Над Лирой, вечно юн. —
И вспыхнул метеор
Напева стройных струн!

Там Израфил поет,
Где мудрость воскрылила,
Где бог в любви живет,
Где гурий {29} красота
Сиянием светила
Над миром разлита.

Божественный Певец!
Ты прав, отринув холод
Бесчувственных сердец.
Тебе вручен венец!
Ты чист и вечно молод!
Ты победил, мудрец!

Плачь, смейся, пламеней!
Пройди надмирным лазом
Сквозь лабиринт страстей
Туда, где правит Разум, —
Охваченный экстазом!

Ты — светоч неземной,
А мы, увы, земляне —
Обречены заране
На смерть. Наш блеск дневной —
Тень твоего сиянья.

И все же, Израфил,
Когда б Аллах судил
Тебе — петь людям, мне — взмыть в космос твой,

Ты б, ангел, счастьем не затмил
Певца тоски земной,
А мне б — достало дерзких сил
Звенеть небесной струной.

Где сумрак запад обволок,
Воздвигла Смерть себе чертог.
Там странный город виден взглядам {30} .
Герой и трус, святой и грешник рядом
Объяты там могильным хладом.
Там башни (накренило их,
А все ж не рухнут), храмы, зданья —
Иные, чем у нас, живых,
И ветра свежее дыханье
Не взбороздит, не шелохнет
Немую ширь угрюмых вод.

Не льются с неба струи света
На город этот, мглой одетый.
Лишь отблеск дремлющих валов
Змеей ползет, как кровь, багров,
По камням капищ и дворцов,
Чья кладка толще несравненно,
Чем в древнем Вавилоне стены,
По шпицам, по рядам колонн
И по ротондам, где фронтон
Украшен фризами лепными
Из чаш с фиалками лесными
И лоз, вплетенных между ними.
Ничто нигде не шелохнет
Немую ширь угрюмых вод.
Во мраке контуры строений
Расплылись над землей, как тени,
А с главной башни шлет в простор
Смерть-великанша грозный взор.

В любом из склепов, в каждом храме
На уровне одном с волнами
Раскрыта дверь, но воды спят:
Воспрянуть их не побудят
Ни бирюза в глазницах статуй,
Ни на гробах покров богатый,
И, увы, не тронет рябь
Стекленеющую хлябь,
Чья безмятежность так ужасна,
Что, мнится, ни лазури ясной,
Ни бурь нет больше на земле —
Один лишь мертвый штиль во мгле.

Но чу! Вдруг ожил воздух стылый,
И зыбь поверхность вод всхолмила.
Не башня ль, возмутив их гладь,
Беззвучно стала оседать
И плотный полог туч над ними
Зубцами прорвала своими?
Свет алый выси в море льют,
И затихает бег минут,
И в миг, когда в пучину канут
Останки города того,
С престолов силы ада встанут,
Приветствуя его.

В июне в темный час ночной
Я — под таинственной луной,
Чей золотистый ореол
На тихий холм и смутный доя
За каплей каплю в каплях рос
Дурманящий туман принес, —
И он ползет к долине вечной,
И мелодический и млечный.
В волне белеет ненюфар {32} ,
К воде припал белесый пар,
К могиле никнет розмарин {33} ,
Спит разрушенье меж руин,
Подобный Лете {34} сонный пруд
Не разорвет дремотных пут —
Вся Красота уснула тут.
И спит Ирен {35} . Гляди! Она
Среди Судеб своих одна.