Людмила Сидорова - Пушкин – Тайная любовь

Не будь того бакунинского отказа, он не пошел бы на поводу у Софьи Вельо и не сделался бы даже косвенно причастным к смерти ее сестры Жозефины. Не старался бы клин светских сплетен о его вине в гибели Жозефины вышибать клином участия в революционной деятельности – дразнить царя распространением своей оды «Вольность». Не был бы сослан на юг и не оказался бы в скопище будущих декабристов. Не вступил бы в масонскую ложу «Овидий». Не просидел бы безвылазно свыше двух лет в опале в глухой псковской деревушке…

Кто знает, какие еще неприятности сулит ему так неудачно начавшаяся его сознательная личная жизнь? Если верить предсказанию приезжавшей в годы его молодости в Петербург гадалки Анны Кирхгоф, то конец цепочки его жизненных нестроений – гибель в 37-летнем возрасте через жену. А ведь уже столько лет он считает и даже именует себя в своей дневниковой графике настоящим мужем Екатерины Бакуниной и самыми разными доступными ему средствами стремится легализовать, воплотить в жизнь свой виртуальный с нею брак.

Его стихи о продающей свою любовь ценою жизни царице Клеопатре на самом деле – о точке отсчета всех его несчастий – звучат так:

К 1828 году прототипы обеих пушкинских Клеопатр по жизни поднакопили уже «авантюр». Не смея осуждать за всего пару-тройку неудачных любовных историй Екатерину («сердцу девы нет закона»), судьбу которой в самом ее начале подпортил сам, Пушкин в стихах как бы «совмещает» ее с ее антиподом – «вавилонской блудницей» Анной Керн. К тому времени Анна уже успела перегулять со своим кузеном Алексеем Вульфом, братом Пушкина Левушкой, братом будущего мужа Евпраксии Вульф бароном Полем Вревским, одноклассником Льва и приятелем самого Пушкина Сергеем Соболевским, одноклассником самого Пушкина Алексеем Илличевским…

Образ последнего как бы и задает стихотворению тему одноклассников первого выпуска Царскосельского лицея – тоже ведь явный экивок Пушкина в сторону Бакуниной, намек на самые тесные с нею отношения в его последний лицейский год. Троица лицейских «покупателей» любви Клеопатры-Бакуниной нам хорошо знакома. Кто – тот, кому достался жребий первой ночи?

Конечно же, это старший из лицейской троицы поклонников Екатерины Иван ПУЩИН.Еще во время учебы он вступил в тайное общество будущих декабристов и впоследствии участвовал в восстаниина Сенатской площади. Своеобразное дореволюционное поведение его товарищей по обществу даже в быту во многих случаях, отмечает Юрий Михайлович Лотман, диктовалось романтизмом – подражанием древнеримским идеалам [145].

Второй претендент на ночь любви с царицей Клеопатрой —

Прототип его, понятно, – лицейский поэт, художник и остроумец Алексей ИЛЛИЧЕВСКИЙ. В связи с двумя первыми поклонниками Клеопатры-Бакуниной не составляет, естественно, загадки имя и третьего. Условного имени у него нет, потому что персонажей, под которыми Пушкин выводит самого себя, он и почти всегда, как уже замечалось, оставляет безымянными:

О чем грустила гордая Клеопатра-Бакунина, глядя на юношу-Пушкина? О том, наверное, что при всем его «восторге» по отношению к ней уж он-то – явно не герой ее романа. Ни в чем не пара он гордой до презрения ко всем вплоть до себя самой царице: юн возрастом, неопытен ни в любви, ни в жизни… Равен с нею он разве что в амбициях. Быть может, и пожалела на миг Клеопатра о том, что уже поставила всем жаждущим ее любви соперникам равное условие, пред ликами богов пообещала:

Пушкин не уведомляет нас о том, сдержала ли его героиня Клеопатра свое опрометчиво брошенное слово. Но по жизни по отношению к юному Пушкину Клеопатра-Бакунина свое условие недособлюла – качественных любовных услуг «простой наемницы» ему не оказала. А раз так, то очевидно, что и лишить его самой жизни не посмела. Только для чего ему жизнь без любви Клеопатры?

«Древний анекдот» о царице Клеопатре не дает покоя Алексею Ивановичу, герою начатой Пушкиным в том же 1835 году повестушки «Мы проводили вечер на даче…». Очевидно, имея в некотором роде подобный пушкинскому любовный опыт, который он, по его словам, даже пытался предложить как тему для стихотворения знакомому поэту, этот герой в светском разговоре об условии Клеопатры искренне восклицает: «…Разве жизнь уж такое сокровище, что ее ценою жаль и счастия купить?.. И стану я трусить, когда дело идет о моем блаженстве? что жизнь, если она отравлена унынием, пустыми желаниями!И что в ней, когда наслаждения ее истощены?»

«Как! Даже для такой женщины, которая бы вас не любила? (А та, которая согласилась бы на ваше предложение, уж верно б вас не любила). Одна мысль о таком зверстве должна уничтожить самую безумную страсть…» – поражается собеседница Алексея Ивановича вдова по разводу огнеглазая Вольская, уверенная (уж не на собственном ли подобном Клеопатрину опыте?), что и в их время, здесь, в Петербурге, найдется женщина, которая будет иметь довольно гордости, довольно душевной силы, чтобы испытать на самом деле справедливость того, что твердят ей поклонники поминутно: что любовь ее для них дороже жизни.