Стефан Хермлин - Избранное

И Ленин стоит на площади,
В грядущее взор устремив,
И всюду есть в мире ленинцы,
И Ленин повсюду жив!

1950

Когда вместе с войском надежда
Замерзла среди снегов,
Опять зазвучала легенда
Про младенца и трех волхвов.
В золоте, в розах и миртах
Витал над окопами бог.
Кто потерял надежду,
Утешиться верой мог.

— Но когда он придет, спаситель?
Будет ли мир на земле? —
Спрашивали солдаты,
Никак понять не могли.
Плыли свинцовые тучи
В течение многих годов.
И люди душили друг друга
В ожидании трех волхвов.

Нашелся какой-то умник,
Начал смущать народ.
Его в ту же ночь офицеры
Вывели в расход.
Но в серых солдатских колоннах
Гудели, уставясь во тьму,
Крестьянин: — Кому землица? —
Рабочий: — Завод кому?

— Нет, прежде всего победа! —
Сказали хозяева им.
— Шалишь, — отвечали солдаты, —
Мы гибнуть за вас не хотим!.. —
Освещали ракеты покойников,
Уснувших на холоду.
Волхвов и младенца не было,
Но видели люди звезду.

Они из окопов вставали,
Сжимали они кулаки.
Ногами голосовали
Измученные полки.
Луна на штыках торчала,
Был вечер морозен и мглист,
И на солдатских папахах
Красные звезды зажглись.

В эту ночь навсегда ветры свой курс изменили.
С этой минуты, как прежде, жизнь идти не могла.
Стали читаться по-новому древние книги и были.
Неясное сделалось ясным, темная даль — светла.

Люди, согбенные горем, нуждой, нескончаемым голодом, —
От льдин под сиянием северным до туркестанских песков —
Увидели: воссияла звезда революции молодо,
И пастухи запели о правде большевиков.

Свершалось все, что раньше даже не смело присниться им.
Вспомнились все унижения, гнет, вековечный страх,
Тысячелетнее рабство, и костры мировой инквизиции,
И простуженный кашель замученных в застенках и рудниках.

Азбука баррикад и обиды тысячелетий,
Смутные чаянья предков в долгие годы зла,
Музыка, хлеб и любовь существовали на свете
Ради того, чтобы эта великая ночь пришла.

И грохнули пушки «Авроры», по окнам Зимнего бьющие.
Под знаменем красным на приступ идут Петроград и Москва.
Твердой рукой на дверях начертало Грядущее:
«Вся власть Советам!» — ленинские слова.

Там, где, как угли, тлели тягучие, вялые годы,
Где человек со счастьем был лишь едва знаком,
Вставала заря рассвета — Аврора, заря свободы,
И пылала звезда на декретах с надписью: «Совнарком».

Твердым, железным шагом
Годы-богатыри
Идут по стране, где крейсер
Носит имя зари.

Молодая победа народом
Могуче закреплена:
Дважды о красные скалы
Лоб расколола война..

Май своим новым рожденьем
Обязан вовек Октябрю…
Партия коммунистов
Выпестовала зарю.

7 ноября 1950

Стояло время войн и вьюг холодных,
Эпоха лжи и бедствий всенародных,

Эпоха Молоха и гекатомб,
Эпоха биржи и эпоха бомб.

Была пора ослепших и пугливых,
Заблудших стад и пастырей фальшивых.

Осенний ветер пламя свеч гасил.
Казалось, у людей не хватит сил.

Кто верный путь укажет людям сирым?
Так терпкий запах крови плыл над миром,

И в ту эпоху зла и черных дел
Нигде народ отчизны не имел.

Но сквозь заброшенность пашен,
Сквозь стужу и голод сел,
Непобедим и бесстрашен,
От Охты и Выборга вел
Красногвардейцев в Смольный
Ветер восстанья вольный.
«Рабство терпеть довольно!» —
Тот промолвил, кто правду обрел.

Гром пушек революционных!
И в двери стучит приклад.
В губерниях потрясенных
В сумятице канонад
Уже полыхали рассветы.
И ленинские декреты,
Пламенем правды согреты,
Будили сердца, как набат.

И коммунисты добыли
Для тех, кто живет трудом,
В огненных битв горниле
Пашню, завод и дом.
Чтоб горя не знали внуки,
Рабочий взял в свои руки
Поэзию и науки
Вместе с Зимним дворцом.

Сквозь пулеметные ливни
Провидел рабочего взгляд
И контуры зданий дивных,
И завтрашний город-сад.
Да! Близилось время всходов!
В дыму боев и походов
Отчизну для всех народов
Открыл в октябре Петроград.

Там, на торцовых плитах,
Кровью начертан был план
Улиц, солнцем облитых,
И светлых домов для крестьян.
Там были видны народу
Встающие в тундре заводы,
В пустынях каналов воды
И светлых судов караван…

Везде, где люди стремятся
Осилить войну и мрак,
Где рядом с цветами наций
Багровый пылает флаг,
Где в грозном гуденье набата
Грозой континенты объяты —
Вновь встают матросы Кронштадта
И кексгольмцы в огне атак!

1952

Зашумели тихие долины,
Очи мертвых словно розы дышат.
Мой суровый сон виденьем вышит:
Зашумели тихие долины,
Словно голос, звездный и невинный,
И шумят, и наших слез не слышат.
Зашумели темные долины,
Очи мертвых словно розы дышат.

Я зову луну, мою подругу,
Слушать тех, чья речь в земле слышна.
Звездная задумалась страна.
Я зову луну, мою подругу,
В теплый смех я окунаю руку.
Как снежинки, реют имена.
Я зову луну, мою подругу,
Вспомнить тех, чья речь в земле слышна.

В сладости спелой малины
Мы неразлучны с тобой.
В тишине и в громе пучины
Мы неразлучны с тобой.
Смертельные скроются годы,
Но мы неразлучны с тобой.
Под куполом грозной природы
Мы неразлучны с тобой.

Наша жизнь — развеется дымом,
Но мы неразлучны с тобой.
В объятье нерасторжимом
Мы навек неразлучны с тобой.
Сорву я с губ твоих вести
(О, мы неразлучны с тобой!)
Любви и праведной мести.
И я, как прежде, — с тобой.

Любовь сожгла не напрасно
(О, мы неразлучны с тобой!)
Все дотла, самовластно и страстно,
И мы неразлучны с тобой.
Хлеб, вино и день голубой
Меня обручили с тобой.

Но ушли эти годы. О, сердца глухие откосы,
Где черные кони часов пасутся… В тиши деревень
Одичали живые ограды и поздние выпали росы.
Из обреченных лесов к путнику движется тень.