Array Коллектив авторов - Вслед за путеводною звездой (сборник)

– Привет, Робертыч, – актер сжал крепкую шершавую ладонь и потом тихонько, чтобы не будить спящего Птицу, добавил, – свистать всех наверх!

Ночной звонок застал Юру Тщетного в бесплодных попытках накропать вступление к очередному «грязному» репортажу. Престарелая балерина, попавшая в центр внимания журналиста, оказалась на редкость безупречной старушкой. Ни молодых любовников, ни тайных пороков, ни одного жалкого скандала. Одним словом, полный тупик. Конечно, можно было положиться на воображение, но Тщетный любил отталкиваться от фактов.

– Вы знаете, который час?! – начал, было, заводиться Юра, но, услышав знакомое имя, поутих, а когда дослушал до конца – просиял и тут же схватился за сотовый телефон. Перед ним открывались потрясающие перспективы. Назревала сенсация.

Пузыря никто не любил. Так повелось еще с детского сада. Было нечто такое в невысоком, кругленьком, аккуратно одетом мальчике, что раздражало буквально всех. Начиная со сверстников и заканчивая уборщицей Лидой, которая, завидев катящийся по лестнице шарик в коротких черных штанишках, орала на весь коридор: «Пузырьков! Опять ты! А ну пшел отседова!» В школе все повторилось. Его часто колотили, отбирали портфель, ломали очки. Девчонки смотрели на Пузыря с отвращением. Учился он хорошо, но круглым отличником никогда не был. Не все преподаватели могли справиться с противоестественной неприязнью.

Только в институте Пузырь, наконец, понял суть своего дара. Оказалось, что человеческую ненависть можно направлять и даже регулировать. Все, что требовалось от него, Пузыря, это как следует разозлить людей, а затем указать им цель. Первый же опыт увенчался полным успехом. Пара ничего не значащих на первый взгляд фраз стала причиной грандиозной драки, в результате которой несколько студентов было отчислено. Со временем Пузырь усовершенствовал свой метод. И вот теперь, наблюдая за волнующимся морем человеческих голов, он ощущал свою безграничную власть над этим страшным, безликим монстром. Пузырь набрал воздуха в грудь и выплюнул в мегафон очередную обличительную реплику. Толпа отозвалась глухим раздраженным ревом – люди, коротавшие ночь в мокрых палатках, были далеки от безмятежности. Пузырь подумал, что если бы ему велели этим пасмурным утром смести Министерство с лица земли, это было бы совсем не сложно. Однако такого заказа не поступало. Необходимо было устроить забастовку по обычному сценарию, и он не собирался отступать от намеченных схем.

Все здесь подчинялось его воле, его удивительной способности возбуждать в людях гнев. Пузырь почувствовал себя дирижером большого оркестра ненависти. На мгновение ему даже привиделись странные пульсирующие покровы, висящие над площадью, словно низкие грозовые тучи. У земли эти зыбкие призраки были окрашены в багрово-красный цвет венозной крови, а дальше становились все темнее и темнее, устремляясь в небо башнями полночного мрака.

Пузырь вдохнул поглубже, готовый продолжить речь, и вдруг замер, удивленно раскрыв свой большой тонкогубый рот.

Над крышами домов вставало солнце. Огромное, рыжее, неторопливое, оно появилось совсем не там, где ему положено. И, тем не менее, это был не обман зрения. На фоне пасмурного неба яркая окружность была отлично видна. Солнце неторопливо накатывалось на площадь, рискуя напороться на телевизионные антенны и островерхие декоративные башенки старинных домов. А еще оно улыбалось. От уха до уха, загадочной, слегка лукавой улыбкой чеширского кота.

«Да это же воздушный шар! – догадался Пузырьков. – Ты смотри, какой огромный!» – тут он с ужасом понял, что сказал это вслух.

Человеческая масса заволновалась. Голос страшного зверя-толпы распался на отдельные реплики. Утес недовольства дал трещину, в которую тут же устремилась волна живого интереса.

Пузырьков хотел было напомнить людям о цели их собрания, но вдруг совершено некстати вспомнил о том, как давным-давно, в незапамятные, почти легендарные времена мама водила его кататься на аттракционах в большой зеленый парк. Там были карусели, горки и комната страха с нелепыми пластиковыми скелетами, и еще вот такой же здоровущий оранжевый шар. На нем можно было подняться высоко-высоко над городом и, если взять с собой бинокль, даже увидеть окна своей квартиры № 22, пятый этаж, переулок Кленов, 16.

Сейчас эта старая гавань принимала других постояльцев. Пузырь жил за городом в своем особняке. Мама давно умерла, и больше никто в целом мире не называл этого обрюзгшего неприятного человека «Мишуткой».

Между тем, фальшивое солнце, сияя нарисованной улыбкой, величественно проплыло над головами людей и вплотную приблизилось к зданию Министерства.

– Лопни мои глаза! Знатное судно у нас по правому борту! – разнесся над площадью хриплый и отчего-то очень знакомый голос. – Якорь мне в печенку, если я не выпотрошу его до последнего пиастра! Джентльмены, на абордаж!

От плетеной гондолы, висящей под брюхом шара, в направлении Министерства бросили канат. Острый крюк тускло блеснул в свете пасмурного утра и вонзился в ящик кондиционера.

– Я захватил это судно, – возвестил хриплый голос, – балласт за борт!

И тут из темнеющей гондолы прямо на митингующих посыпались разноцветные воздушные шары. Удивительным дождем падали они в толпу. А люди ловили их и смеялись.

– Это же Черный Корсар! – радостно воскликнула пожилая, ярко накрашенная дама из свиты Пузыря. В ее пухлой, унизанной перстнями руке трепыхались сразу три воздушных шарика. – Ах, какой был фильм! И этот капитан – я была по уши влюблена в него!

Словно в подтверждение ее слов, на краю гондолы возникла фигура в долгополом плаще и шикарной шляпе с пером.

«Это он! – закричали в толпе. – Смотрите, совсем не состарился! А ведь говорили, что он давно умер».

– Я одержал славную победу и желаю спеть нашу старую пиратскую песню! Что скажешь, боцман? Восславим море за богатую добычу! – загремел на всю площадь Черный Корсар.

И песня тут же зазвучала, потому что слова пиратского капитана никогда не расходились с делами. Ах, что это была за песня! Яростная, веселая, живая. От нее веяло нездешним теплым морем и соленым ветром, нагретой на солнце палубой и хмельным ромом. Услышав ее, даже самый заядлый домосед захотел бы отправиться в далекое, полное опасностей путешествие.

Люди внизу принялись подпевать, легко подхватывая старый мотив. И вот уже вся площадь в едином порыве громко восклицала: «Ио-хо!»

Не пел только Пузырь. Оратор неотрывно смотрел на маленькую черноволосую женщину в легком не по сезону платье, расшитом большими красными цветами. Она стояла совсем рядом с помостом трибуны и улыбалась. Эту улыбку нельзя было спутать ни с какой другой. «Мама», – тихонько прошептал Пузырьков. Он помнил, как много лет назад нечаянно заляпал рукав этого самого платья мороженым, а мама совсем не рассердилась и принялась размазывать пятно, придавая ему форму цветка. Да вот же оно, пятно! Еще свежее. Нужно помочь отмыть.