Array Коллектив авторов - Вслед за путеводною звездой (сборник)

– Надо этого товарища в квартиру завести на предмет реакции…

Память, как пылесос, начинает всасывать всё, что видят заливаемые потом с бровей глаза.

Иногда по позе трупа можно определить обстоятельства трагедии за исключением жертв пожаров. Все они одинаково обретают позу боксёра, который не устоял на ринге жизни в битве с огнём. Данный случай был особый, точно стоп-кадр фотофиксации для судей спортивных состязаний по прыжкам в воду. Он выхватывал фазу первой трети пути ныряльщика (в засохшую на диване лужу крови) в тот момент, когда он ещё не успел раскрыться для прямого вхождения в сухую корку кровавого бассейна.

– Боже! Какой кошмар! – вытолкнуло из уст моё пошатнувшееся тело.

Вероятно, это бесчеловечно с гуманистической точки зрения, но первым что мне стало жаль, оказался диван. Думаю, что и вытолкнутая в полумрак реплика относилась к нему.

Диван был несравнимо моложе того, чья кончина повлекла за собой и его печальный конец. Но за диваном для меня стояла целая цветная и неподдельная история счастливого прошлого, в одно мгновение промелькнувшая перед глазами, как автотрак «MAN», с вышедшими из строя тормозами, на опустевшем хайвэе. Убитый же был узнаваемым на улице многочисленными владельцами ящиков молодым и перспективным тележурналистом. Но, особенно теперь, меня это никак не могло развлечь! Знакомые миллионам черты лица и незнакомое обнажённое тело в беспрецедентной духоте и жаре сильно тронули пятна трупного разложения. Не помню, чтобы я слышал запах! Точно где-то на приборной доске, сгоревший предохранитель вырубил тумблер «Обоняние». Глаза хлёстко фиксировали детали и отправляли их в долгосрочную память с неизвестной задачей в ту ячейку, где сохранился отражённый о кухонный кафель голос жертвы несколькодневной давности:

– Вы не знаете, как разделать вальдшнепа? Речь шла о кулинарном сюрпризе гостям предстоявшего 26-летия. Вот и всё, что осталось. И ничего больше. Плюс вдалеке что-то пешковское: «Такую песню, там-там, испортил!» А вся мебель, дверные косяки, ручки дверей, стёкла балкона, подоконники, раковины, ванная, электроплита, холодильник, микроволновка, посуда и местами стены были усажены терракотовой пылью дактилоскопического порошка.

Понимая, что за мной пристально наблюдают, я приложил ладонь к косяку двери, повторно пошатнувшись, как бы от ужаса произошедшего, там, где кисточка эксперта с кирпичной пудрой ещё не прогулялась, (важно было чем-то обозначить для любопытных отсутствие страха «не наследить!» в мнимой ими концепции моей причастности) перекрестился и, пятясь, покинул это пропитанное проклятием место.

– Нужно будет с нами сейчас проехать. «Прокатить ручки». Переживаете сильно за что-то?!

– ???

– Выхлоп такой, что с ног валит! Кстати, неплохая бы могла быть реклама для вашего фильма!

Мне становится беспомощно и бессмысленно страшно. От страха победно встаёт мой член в пограничном состоянии извергнуть свой ключевой смысл. И, возможно, в последний раз. Как с этим быть!? Мы с ним – разные люди!

По дороге в прокуратуру, как на несданном в 90-ом году экзамене в Истфак РГГУ, он предательски орошает штаны, мешая в сознании страх, ужас, безнаказанность и удовольствие. Время – то блуждает настоящим и будущим, то точными маршрутами прошлого существует во мне!

Как-то с друзьями мы путешествовали по закоулкам родины, где не ступала наша нога, зато другие оттоптали их непримерно и вдоволь. Храмы, монастыри – всегда неожиданно любимая тема в путешествии. Когда не знаешь чем заняться, заполняет желание очистить Ся в оправдание бесцельности своего кратковременного пребывания за пределами привычного псевдомаршрута «дом – работа – работа – дом». На сей раз это был Кром во Псковах, сдобренный желанием, покорить провинцию показом собственной кинонетленки в новых медиахоромах местного Драмтеатра имени бессмертного поэта А.СП. – догадайтесь сами, кроме того, что Кром в году 2013 взошёл-таки в десятку «Символов России». Сколько же веков надо было стараться!!! А трёхглавый в перламутровых бликах жгучего северо-январского постобеденного солнца Троицкий собор – просто Чудо, внутрь которого мы не преминули попасть во перву главу!

Любезный наканунный приём провинциальных настоек ещё и к вечеру давал о себе знать кратковременными желаниями прояснить то ризо-, то местоположение отдельных исторических персонажей. Нелепы, но смешны были шутки: отчего на входе во храм молодая, но точно не матушка, хоть и в платке, торгует коктейльными трубочками и флаерами «за здравие» и «за упокой». И, тем не менее, перекрестившись, как верующие, но, точно не зная во ЧТО, угомонив похмельное богохульство, в грешном трепете, (сошедшем внезапно), пристально и подробно мы обошли весь храм с немалыми остановками для чтения музейных экспликаций и созерцанием священной иконоживописи, что точно и всегда проходит мимо острого взгляда истых верующих.

Взгляд, как всегда, потянуло, куда нельзя. Даже охранный дедушка с умным видом стоял в полевой форме, скорее собственного обретения, но «ура!» новой и, затянутая строительной лентой колыбель, невесть кого, упокоенного во мрамор с потёртой до нечитабельности насечкой щербато-золочёного шрифта́, привлекла наш незакусивший скоромными и шустрыми предпапертными пирожками взгляд.

И так и сяк пытался я разглядеть, подлезть и прознать, которому же праху удостоено это троицыно место. Белоусый дедушка осёк попытку вторжения в неизвестность! На вопрос «Что охраняет?» внятно ответить не смог, но серьёзен был крайне.

– Князь там, что ли из Новгорода какой-то… Я-то тут работаю просто…

Яйца почесал и занавеску задёрнул, за которой одному ему только видимые были сокровища – грязный чайник, электроплитка с пригаром, спорт-шаровары с НЕО-тстиранной двойной сплошной, и в чайной оскомине выщербленная кружка.

Спасением от незнания «княжеской Истины» явилась женщина в тонком духовом платке, вздёрнутом электричеством от начёса над завитыми волосами сантиметров на пять-восемь от предполагаемой головы. Вероятно, она неоднократно, но по знакомству с седоусым закамуфлированным старцем, в нелегитимный период ремонта свята места, проникала за ленточное ограждение и в строительные леса, как и только что на глазах наших. Целовала трещины мрамора на гробнице, рьяно крестила верхнюю треть собственного тела и со значением удалялась, намагничивая полковничий, хоть и в отставке взгляд.

– Матушка! (а матушка была и лет наших моложе, и чернозём сознания отложил на неё отпечаток расстояния в возрасте между нами непреодолимый, вероятно, даже ввиду околостоличной жизни), скажите, а чьи это мощи?! – «не будь дурой», спросила моя жена.