Петр Киреевский - Собрание народных песен

Как по речке по реке тут пятьсот стружков плывут,
А на всякием струже́чке по пятисот человек,
Они едут — в вёслы бьют, сами песенки поют,
Разговоры говорят, князь-Гагарина бранят:
— Заедает князь Гагарин наше жалованье,
Небольшое, трудовое, малоденежное,
Со всякого человека по пятнадцати рублей.
Он на эти-то на денежки поставил себе дом,
Он поставил себе дом на Неглинной, на Тверской,
На Неглинной, на Тверской, за мучны́м большим рядом,
За мучны́м большим рядо́м, потолочек хрустально́й,
А парадное крылечко белокаменное,
Белокаменное, стены мраморныя,
Стены мраморныя, по́ла-т лаком наведён,
Как на этом-то поло́чке москворецкая вода,
Москворецкая вода, по фонтану ведена,
По фонтану ведена, жива́ рыба пущена́,
Жива рыба пущена, кроватушка смощена.
Как на этой на кровати сам Гагарин-князь лежит,
Сам Гагарин князь лежит, таки речи говорит:
— Уж и дай боже пожить, во Сибири послужить,
Не таки́ бы я палатушки состроил бы себе, —
Я не лучше бы не хуже государева дворца,
Только тем разве похуже, — золотово орла нет.
— Уж за эту похвальбу государь его казнил.

По лужкам князь Голицын гуляет,
Не один-то князь гуляет, с своими полками,
С своими полками, ещё егарями.
Думал-думал князь Голицын, где лучше проехать?
Уж и полем князю ехать, — ему пыльно;
Тёмным лесом князю ехать было страшно;
А доро́гой князю ехать было стыдно.
Уж поехал князь Голицын переулком.
Подъезжал-то князь Голицын ко Собору,
Скидовал-то князь Голицын пухову́ю шляпу,
Становился князь Голицын на колени,
И он кланялся царю Белому,
Кланялся князь Голицын господам всем боярам:
— Вы состройте мне, бояре, каменны палаты,
Что не крытыя, не мшоны, совсем не свершоны.

Не белая берёзушка к земле клонится,
Не шелко́вая в поле травушка расстилается:
Расстилалась в поле травушка — полынь горькая.
Что горче тебя, полынушка-травушка, во всем поле нет:
Что труднее тебя, служба царская, во всем свете нет!
На строю́ стоять — на круто́й горе:
Пристояли мы резвы ножки ко сырой земле,
Приморозили мы белы ручки ко стальну́ ружью.
Ходит наш генералушко с купцом по́ торгу,
Закупает наш генералушко дроби-пороху,
Заряжает наш генералушко сорок се́мь пушек,
Пробивает наш генералушко стену ка́менну.
— Ты пруска́я королевна, где твой пру́ской король?
— Мой пруско́й король под столиком — серым котиком,
На синё море опущается — ясным со́колом, —
А укрепа моя, а укре́пушка,
А укрепушка ты Бели́н-город!
Ты кому ж, моя укрепушка, ты достанешься?
Доставалася моя укрепушка царю Белому,
Царю Белому, генаралушке Краснощокому.

Лежат ляхи на три шляхи, москаль на четыре:
Лежат ранены поляки по сту по четыре,
По сту по четыре, на каждой долине.
Лежит ранен пан Костюша у белаго камня.
К нему панья приезжала, жена молодая,
Она плакала-рыдала, слезно причитала:
— Не я ль тебе, пан Костюша, не я ль говорила,
Говорила я, Костюша, не езди в Белой город,
Полно, полно, пан Костюша, с Москвой воевати, —
Москва славна и велика, больше нашей Польши!

На улице Ветро́вице [2] Митровице, Митровке. — Прим. изд .
Живёт-проживает Иван Клюшничик,
Молодой нашей княгини полюбовничик.
Живёт он годочик, живёт он другой,
Спознал князь, доведался.
Выходил же князь Волхонский на своё ново крыльцё,
Как воскрикнул князь Волхонский громким голосом:
— Ой вы слуги мои, слуги, слуги верные!
Вы подите-приведите Ваню Ключничка,
Молодой нашей княгини полюбовничка! —
По двору широкому ведут Ванюшу,
У нашего Ванюшеньки ноженьки путля́ются:
А стоит же князь Волхонский — усмехается.
Закричал князь Волхонский своим громким голосом:
— Принесите вы лопаты широкия,
Уж вы ройте, вы копайте ямы глубокия,
Становите вы столбо́чки точёныя,
Вы давайте переводы ильмо́вые,
И вы вешайте-цепляйте пе́тельки шелко́выя,
И вы вешайте-цепляйте Ваню Ключничка! —
Ваня Ключничик в пе́тельке болтается:
Молодая-то княгиня слезьми обливается;
Ваня Ключничик в петельке болтается:
Молодая-то княгиня в перинах кончается.
Понапрасну князь Волхонский две души́ загинул,
Через самую такую девочку скверную,
Через самую такую подлячку последнюю.
Приказывал князь Волхонский сыграть песенку,

……………………………………

Что «Попито было-поедено,
С молодой своей княгиней в коляске поезжено.
На тесовой кровати поле́жано
И за белыя за груди подержано!»

На зоре было на зо́рюшке,
На восходе красна солнушка,
На зака́те светла месяца,
Как жена мужа поте́ряла,
Вострым ножичком зарезала,
Во студёной погреб бросила,
Желты́м песком призасы́пала,
Дубово́й доской захлопнула,
Правой рученькой защёлкнула;
Сама вошла в нову́ горницу,
Набелилась, нарумянилась,
Сама села под окошечко.
Прилетели к ней два голубя,
Два голубя да два сокола;
То — его братцы родимые;
Они стали ее спрашивать:
— Ты, невестушка, голубушка!
Ты скажи нам, где наш брат родной?
— Ваш-ат брат пошёл коня поить.
— Не обманывай, невестушка!
Его смур [3] Смурое сукно — крестьянское некрашеное сукно. кафтан на жёрдочке,
Его конь-ат во конюшенке,
Пухова́ шляпа на стопочке.
— Ваш брат пошел во чисто́ поле,
За куницами, за лисицами!
— Не обманывай, невестушка,
Наша белая лебедушка!
Что у тебя это за кровь в сенях?
— Деверья мои любезные!
Я белу́ю ры́бицу чистила

………………………………

Деверья мои любезные!
Вы вяжи́те мне белы́ руки!
Я брата вашего поте́ряла [4] Потеря — утрата, гибель. :
Вострым ножичком зарезала,
Во студёный погреб бросила,
Желты́м песком приусы́пала,
Дубовой доской захлопнула,
Правой рученькой защёлкнула.

За речкою, за быстрою, живет мужик Марко,
У Марки сын Федор, у Федора жена Марфа.
Гостили у них три гостьи.
Гостили не нагостились,
Гостили не нагостились,
Только много намутили:
— Уж ты, Фёдор, ты, Фёдор!
Изведи жену Марфу!
Ты возьми из нас любую,
Либо Аксинью, Афросинью,
Третью душу Полагею. —
Марфа догадалась,
У Фёдора попросилась:
— Пусти, Фёдор, погостити
На недельку, на другую. —
Уж гостила я недельку,
Уж гостила я другую,
А на третью стосковалась:
— Ох! ты, матушка, тошненько!
Государыня, грустненько!
— Ты открой, Марфа, окошко,
Погляди, Марфа, в окошко,
Уж не едет ли твой Фёдор? —
Не успела Марфа открыти,
Уж и Фёдор на двор въехал;
Не успела Марфа закрыти,
Уж и Фёдор вошел в избу;
И он богу помолился,
И он тестю поклонился:
— Ты, тесть батюшко, здорово!
Теща матушка, здорово!
А тебя, Марфа, забыл я,
Забыл поклон принести.
Ох ты, Марфа, ты, Марфа!
Собирайся поскорее;
У нас дома не здорово:
Свекор-батюшка неможет,
Свекровь-матушка на часочку. —
Вот и Марфа испугалась:
— Ох, ты, матушка родная!
Проводи меня подале
Через тёмные лесы,
Через крутыя горы,
Через быстрыя реки,
Через синее море.
Ох, ты, матушка родима!
Проводи меня подале,
Как до самого до дворечька,
Как до краснаго до крылечка,
До серебряна до колечка, —
Как вошла Марфа в избу.
Она богу помолилась,
Она свекру поклонилась:
— Свекор батюшко здорово!
Свекровь матушка здорово!
А тебе, Фёдор, забыла:
Ох! ты Фёдор обманщик!
Сказал: дома не здорово:
Свекор батюшка неможет,
Свекровь матушка на часочку!
— Истопи-то, Марфа, баню,
Не жарку́ю, не парну́ю.
Ты нагрей, Марфа, водицы
Да студёной, не горячей. —
Как пошла Марфа в баню,
Уж что стал Марфу казнити,
Стал казнити и рубити;
Он ей голову на лавку,
А скоры́ ноги под лавку,
Тело бело под полочик.
Как пришёл Фёдор из бани,
Как пришёл Фёдор к невестам,
Как к Аксинье, к Афросинье,
К третьей душе Полагее.
Вот Аксинья не сказалась,
Афросинья отказалась,
Полагея насмеялась:
— Ох, ты Фёдор, ты Фёдор!
Ох, ты девичий обманщик!
Как извел ты жену Марфу,
Изведешь ты и Аксинью,
Люб Аксинью, Афросинью,
Третью душу Полагею. —
Уж пришел Федор в избу,
И он стал дитя качати:
— И ты ба́ю, ба́ю, дитятко!
И ты ба́ю, ба́ю, милое!
У тебя нету матушки,
У меня милой ладушки,
Милой ладушки, молодой жены!