Дмитрий Быков - Если нет
- Название:Если нет
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент АСТ
- Год:2017
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-101665-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Дмитрий Быков - Если нет краткое содержание
В новую книгу поэта Дмитрия Быкова вошли новые стихотворения и политические фельетоны в стихах «Письма счастья», написанные за последние два года.
Если нет - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
И случится просвет
На две тысячи лет,
А иначе бы полная задница,
Потому что ведь Бога действительно нет,
Пока кто-то из нас
Не сознается.
Героическая
В России с ее феодальным строем и крахом сложных систем быть можно героем, только героем, больше уже никем. Все остальное кисло, словно в плохом кино, выгоды или смысла начисто лишено, поскольку к каждому придут в какой-то миг нежданный и отведут в Басманный суд, в Басманный суд, в Басманный.
Вот ты – не склонный к самокопанию успешный экс-либерал, ты выражения и компанию тщательно выбирал; не заблуждаясь, не любя, как нанятый жених, – смирял себя, предавал себя, казался одним из них. Сначала ты, попав в колесо, еще берег лицо, – но ощущал, как это все берет тебя в кольцо. И ровно в день отделения Англии – «Ноу» в ответ на «ЕС» – к тебе подходят черные ангелы с чем-то наперевес. И вся компания возлевластная, типа столпы морали, визжит, хихикая и злорадствуя: взяточника поймали! И, наблюдая все эти почести, спросишь себя: дебил! Зачем ты делал то, что не хочется, с тем, кого не любил?
Вот ты, неглупый (а впрочем, много ли вас?) опять же экс-либерал. Ты стал лоялен и врал, захлебываясь, при этом все понимал. Ты говорил, что все зашибись, эпоха из самых лучших, – героев делая из убийц, при этом из недоучек; и как бы ты ни подпрыгивал, крича «Ура!» и «Слава!», – при этом все же подмигивал налево, тварь, и направо, но эти трюки не спасут, и в миг какой-то адский тебя свезут в Басманный суд, а может быть, в Гаагский. Придут оттуда серые ангелы, немного повыше рангами, – такие злые, такие наглые, как это свойственно ангелам, – и как ты ни был хитер и бдителен, коллеги твои в финале взвизгнут, примазавшись к победителям: путинского поймали! Тогда ты спросишь себя из ада, тщетно цепи грызя: зачем я делал то, что не надо, с тем, с кем было нельзя?
Вот ты – приличный мещанин, порода твоя такая, ты жил, средь этих мешанин к отрядам не примыкая, ничьей программы – бодрой, упадочной, – не выбрал, любя покой; ты был нормальный, ты был порядочный, ты, в общем, был никакой; на фоне множества калек, подмахивавших немо, ты был нормальный человек, но это тоже «недо». Всю жизнь терпел, всю жизнь подсчитывал, как зону не топтать, а все, что думал и испытывал, делил на двадцать пять, – но по законам небесной алгебры, что выше земного гения, к тебе слетают рыжие ангелы, ангелы истребления; они летят, они поют над лесом и над пашней, и волокут на Страшный суд, на Страшный суд, на Страшный! Здесь всё, ей-Богу, по этой схеме. Все страхи не так страшны, если знать, что придут за всеми; и видишь, – они пришли.
Воззри на лес, на июньский пруд – попробуй так и ты, брат: смотри, ничто не боится тут! Растет, цветет и гибнет! Пройдись закатною порой, покуда день не дожит: смотри, тут каждый лист – герой: он делает всё, что может! Какой-то злобный лилипут за всеми смотрит с лупой и тащит всех на вечный суд, на тщетный суд, на глупый… Покуда зреет смута, покуда правит ложь – забудь про лилипута и делай все, что хошь. Мы зря боимся, терпим, ноем – в России наших лет быть можно героем, только героем, другим тут места нет. Поскольку мир лежит во зле, напрасен всякий труд: конечно, это так везде, но откровенней – тут.
Тифлисская
Не дождетесь от меня худого слова
Об Отечестве, где нынче так черно,
Ибо я устроен так же бестолково,
Непутево и угрюмо, как оно.
Поглядишь на украинца и грузина
С тайной завистью и явною виной:
До того ли им уютно и едино!
Это мы сплотили их, никто иной.
Мне знакомо с той поры, как я родился,
Это вечное «Руки не подаем»,
Это чувство умиленного единства
Всех иных при появлении моем.
Враг народа – что за титул!
Молвить ладко.
Мы равны своим врагам, клянусь башкой.
Вскормлен злобою, в которой недостатка
Нет и не было, – и вырос вон какой.
И охота отделиться от России,
Да не впишешься ни в Киев, ни в Баку.
Что поделаешь, уж очень мы большие.
Дорастила до себя, мерси боку.
Полноправный гражданин страны-изгоя
Так же мнителен, и зол, и языкат:
Хоть она меня травила за другое,
Но ведь важен не процесс, а результат.
Идеальная среда ее – осада,
И с детсада это в кровь мою вошло,
Хоть меня как будто не за что – с детсада,
А ее по разным меркам есть за что.
Я могильщик, а она моя могила,
Нас сплотило подозренье и чутье,
И не важно, что она меня чморила
Унизительней, чем мир травил ее.
Переполнены брезгливостью и спесью
И повязаны проказой навсегда,
Мы взираем друг на друга с дикой смесью
Омерзенья, узнаванья и стыда.
Потому-то я привязан, будто к гире,
К обреченной и безрадостной стране —
Ибо знаю, каково России в мире,
Ибо помню, каково в России мне.
Счастье
Старое, а в чем-то новое
чувство начала февраля,
Небо серое, потом лиловое,
крупный снег идет из фонаря.
Но ясно по наклону почерка,
что все пошло за перевал,
Напор ослаб, завод кончился,
я пережил, перезимовал.
Лети, снег, лети, вода замерзшая,
посвети, фонарь, позолоти.
Все еще нахмурено, наморщено,
но худшее уже позади.
И сколько ни выпади, ни вытеки —
все равно сроки истекли.
(Я вам клянусь: никакой политики,
это пейзажные стихи.)
Лети, щекочущее крошево, гладь лицо,
касайся волос.
Ты слышишь – все кончено, все кончено,
отпраздновалось, надорвалось.
Прощай, я пережил тебя, прости меня,
все было так бело и черно,
Я прожил тут самое противное и вел себя,
в общем, ничего.
Снег, снег, в сумятицу спущусь твою,
пройдусь, покуда все еще спят, —
И главное, я чувствую, чувствую,
как моя жизнь пошла на спад.
Теперь бы и жить, чего проще-то,
довольно я ждал и горевал, —
Но ясно по наклону почерка,
что все идет за перевал.
Кружится блестящее, плавное,
подобное веретену.
При мне свершилось тайное, главное,
до явного я не дотяну.
Бессонница. Ночь фиолетова.
Но я еще насплюсь, насплюсь.
Все вверх пойдет от снегопада этого,
а жизнь моя – на спуск, на спуск.
Нравится мне это испытание
на разрыв души моей самой.
Нравится мне это сочетание,
нравится до дрожи, Боже мой.
Но почему-то очень часто
в припадке хмурого родства
Мне видится как образ счастья
твой мокрый пригород, Москва.
Дождливый вечер, вечно осень,
дворы в окурках и листве,
Уютно очень, грязно очень,
спокойно очень, как во сне.
Люблю названья этих станций,
их креозотный, теплый чад —
В них нету ветра дальних странствий,
они наречьями звучат,
Подобьем облака ночного
объяв бессонную Москву:
Как вы живете? Одинцово,
бескудниково я живу.
Поток натруженного люда
и безысходного труда,
И падать некуда оттуда,
и не подняться никуда.
Нахлынет сон, и веки тяжки,
и руки – только покажи
Дворы, дожди, пятиэтажки,
пятиэтажки, гаражи.
Ведь счастье – для души и тела —
не в переменах и езде,
А в чувстве полноты, предела,
и это чувство тут везде.
Интервал:
Закладка:
