Эдуард Асадов - Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник)

Не хвалю себя и не ругаю,
Только быть другим не научусь.
Все равно, встречаясь, – доверяю,
Все равно душою прикипаю
И ужасно трудно расстаюсь!..

Ну, а если б маг или святой
Вдруг сказал мне: – Хочешь, превращу
В существо с удачливой душой,
Сытой и бесстрастно-ледяной? –
Я сказал бы тихо:
– Не хочу…

Какой в нашем детстве огромный день:
Читаешь, сразишься в бильярд, побегаешь,
Покуда вечерняя ляжет тень –
Тысячи разных дел переделаешь.

И сбегать в кино, и успеть подраться,
Слетать в драмкружок и курнуть табак,
В футбол погонять, целый день купаться,
А после с Айвенго на подвиг мчаться
И слазить в подвалы и на чердак.

И сколько же, сколько еще всего,
Что ты перечувствуешь и успеешь!
И это лишь малая часть того,
Что в детстве ты за день свершить сумеешь!

И как ты ни поздно придешь домой,
А спать все не хочется почему-то…
Да, день в нашем детстве – как мир, большой,
А ночь – ну буквально одна минута!

А после, глядишь, середина сверкнет,
И дни, как листва под дождем намокли.
Вот тут все иначе совсем пойдет
И мир повернется наоборот,
Как в перевернутом вдруг бинокле.

Вся жизнь, будто в странном кино снимается:
Теперь уже ночь все властней витает,
А день все сжимается и сжимается,
А день все отчаянней убывает.

И мысли, редея, уходят прочь,
И время меняется почему-то.
Бессонно и тягостно длится ночь,
А день – ну буквально одна минута!

Все уже ползущая вниз дорога,
А жизнь очень странной какой-то стала:
Когда вспоминается очень много,
А вот совершается очень мало…

А кончится чем? Да, конечно, тем,
Что, полные злости, ночные тени
Сначала сожмут ваш день до мгновений,
А после проглотят уже совсем.
Так как же поярче прожить на свете?

А так: никогда людей не смешить,
Стараясь под юность себя рядить,
А жить сообразно своей анкете.
Однако пусть в мире сто тысяч сложностей,
Но если сражается человек,
Он столько откроет в себе возможностей,
Каких пессимист и не знал вовек.

Весь век до своей неизбежной тризны
Он в силах всегда ощущать в крови
И счастье работы, и счастье любви,
И счастье упругой и жаркой жизни!

А плюс еще в главное верьте средство:
Что после того, как сметет вас тень,
Вы, снова родившись, шагнете в детство,
Где брызжет в лучах бесконечный день!

Шла индианка улицей Бомбея
И обернулась, гневная вконец,
К тому, кто шел назойливо за нею:
– Отстань! Не то тебе намылит шею
Мой беспощадно вспыльчивый отец! –

А он смеялся, что-то напевая,
И продолжал идти не отставая.

– Прошу, отстань! Мне спорить недосуг,
Не то получишь горестный урок:
Я – замужем. И строгий мой супруг
Сотрет тебя буквально в порошок! –

Но он смеялся, тросточкой играя,
И продолжал идти не отставая.

– Когда ж ты вправду уберешься прочь?
Всему на свете наступает срок!
В моих кудрях, чернеющих, как ночь,
Вчера седой нашелся волосок. –
Сказала. Испытующе взглянула –
Героя нет. Его – как ветром сдуло!

Сегодня сон мне снился злой-презлой:
Как будто я стою в былой квартире
И в этом моем бывшем микромире
Опять гремит неукротимый бой.

Здесь, в этом доме много-много лет
Меня хитро и хищно обирали,
Мне с кем угодно вечно изменяли
И лгали так, что даже гаснул свет.

И вот сегодня – новая гроза!
И женщина, красивая и злая,
Сощурив близорукие глаза,
Кричит, себя нарочно распаляя!

Она кричит, чтоб совесть заглушить,
Чтоб оправдать хмельные похожденья,
Запрятать, скрыть любые прегрешенья
И вообще чтобы не дать мне жить.

А я не отвечаю. Не хочу.
Все это абсолютно бесполезно.
Я лишь в кулак собрал себя железно,
Сижу, курю и холодно молчу…

В гостиной буря и посудный звон,
Грохочет стул в падении свободном…
И вдруг внезапно ожил телефон
Заливистым звонком междугородным.

– Алло! Вас вызывает Сахалин! –
И голос твой… из тысяч узнаваем:
– Ну, здравствуй, здравствуй! Ты сейчас один?
Как жизнь? И вообще о чем скучаем?

Читала здесь стихи твои сейчас,
Тебя тут знают, как в Москве, не меньше
Народу – негде яблоку упасть!
В глазах восторг, особенно у женщин!

Постой, постой! Я что-то не пойму:
Тебя мои слова не окрыляют?
А голос невеселый почему?
Неужто снова молнии сверкают?

Отсюда я – в Хабаровск и Читу.
Но если хочешь, сокращу гастроли
И прилечу быстрей, чем ветер в поле,
Примчусь, переоденусь и приду?

– Спасибо! – говорю. – Держусь, как барс.
Трудись спокойно. Нервничать не будем.
Читай мои стихи хорошим людям.
Ведь ты и так со мною всякий час! –

Кладу спокойно трубку на рычаг
И вновь упрямо – к пишущей машинке.
А за стеной кипит скандальный мрак
И брань гремит похлеще, чем на рынке.

Да, здесь любому предадут врагу!
И чем ты лучше, тем измены злее!
Вдруг чувствую: я больше не могу!
И сброшу эту тиранию с шеи!

Довольно! Тихо! Хватит! Пробил час!
От гнева я почти что задыхаюсь.
– Я ухожу! Немедленно! Сейчас!
Встаю. Толкаю дверь… и… просыпаюсь…

Распахнутые окна смотрят в сад…
Листва шуршит под ветром спозаранку.
В цветочный погружаясь аромат,
Свистит на флейте звонкая зорянка…

Стрижи в три черных молнии взвились
И режут утро, слившись с синевою.
А две рябинки юных обнялись
И кружат вальс над розовой рекою.

И среди этой дачной красоты
Я вновь живу, от гнева отрешаясь!
А рядом – ты… А рядом дышишь ты,
Во сне чему-то тихо улыбаясь.

И как я рад, что кончилась «война»,
Что разорвал я дьявольские сети!
Что ты давным-давно моя жена
И женщина, и друг, и все на свете…

И полный этой доброй тишины,
Живу я гордой жизнью человека.
Пусть только вновь не снятся эти сны,
От этих дней и до скончанья века!

Когда ты, любой выбирая маршрут,
Выходишь из дома, уж так я устроен,
Что я за тебя почему-то спокоен
Не больше чем первые пять минут.

Известно, что в городе все случается.
Но вот, пока в доме хозяйки нет,
Во мне будто вспыхнет вдруг красный свет
И зуммер тревоги в душе включается.