Михаил Яснов - Пылая страстью к Даме. Любовная лирика французских поэтов

Твои глаза блестят, как лужи
Под безымянным фонарем;
Мерцают адски, и к тому же
Румяна их живят огнем.
Твои глаза черны, как лужи!
И спесь, и похоть – напоказ!
Твоя усмешка нас торопит.
О этот горький рай, где нас
Все и прельщает, и коробит!
Все – спесь и похоть – напоказ!

О мускулистые лодыжки, —
Ты покоришь любой вулкан
И на вершине, без одышки,
Станцуешь пламенный канкан!
Как жилисты твои лодыжки!

А кожа, что была нежна,
И темной стала, и дубленой;
С годами высохла она —
Что слезы ей и пот соленый?
(А все ж, по-своему, нежна!)

Ступай же к дьяволу, красотка!
Я бы отправился с тобой,
Когда бы ты не шла так ходко,
Меня оставив за спиной…
Ступай к нему одна, красотка!

Щемит в груди и колет бок —
Ты видишь, растерял я силы
И должного воздать не смог
Тому, к кому ты так спешила.
«Увы!» – вздыхают грудь и бок.
Поверь, я искренне страдаю —
Мне б только бросить беглый взгляд,
Чтобы увидеть, дорогая,
Как ты целуешь черта в зад!
Поверь, я искренне страдаю!

Я совершенно удручен!
Как факел, правдою и верой
Светил бы я, покуда он
С тобою рядом пукал серой, —
Уволь! Я точно удручен.

Как не любить такой паршивки?
Ведь я всегда, коль честным быть,
Хотел, со Зла снимая сливки,
Верх омерзенья полюбить, —
Так как же не любить паршивки?

В карманах ни гроша, а это значит,
Развеян прах всего, что ни возьми;
Но, помня о былом, герой не плачет —
Ты просто позабудь меня, Мими!

И все же, несмотря на все напасти,
Мы не считали ни ночей, ни дней.
Любовь всегда у времени во власти,
И чем она короче, тем верней.

Когда моя душа успела изболеться,
Вдруг появилась ты, как рок в судьбе моей.
Я всё тебе отдал: и молодость, и сердце,
Сказав: они твои! Сказав: теперь владей!
Увы, жестокая! Ничто тебе не мило,
Ты молодость мою в лохмотья порвала
И сердце бедное мне вдребезги разбила,
Теперь мой угол как могила,
Где спит, сгоревшее дотла,
Всё, что во мне тебя любило.

Как прочерк на плите надгробной между днем
Рождения и днем кончины, между нами
Теперь забвение… Я – призрак, ты – фантом,
Затянем наш псалом глухими голосами.

Найдем с тобой мотив негромкий, наугад,
И запоем вдвоем, как прежде, неустанно;
Я буду басом петь, а ты веди сопрано —
Итак, на грустный лад затянем без рулад.

Ми, ре, ми, до, ре, ля… Постой! А то споется
То, что певала ты, душою завладев,
И сердце мертвое мое опять забьется,
Услышав эту грусть, ее былой напев.

До, ми, фа, соль, ми, до… О эти звуки вальса!
Я вспомнил эту боль и вспомнил этот хмель:
Смех издевающейся флейты раздавался,
Пока рыдала под смычком виолончель.

Соль, до, до, си, си, ля… Я болен этим тоном!
Припомни прошлый год, когда с тобой вдвоем
Мы пели с немцами той ночью под Медоном:
Они мечтали о своем, мы – о своем.
Что ж, остановимся. Нам не вернуть напева
И прежнюю любовь не возвратить назад,
И на почившую, без желчи и без гнева,
С улыбкой тихою прощальный бросим взгляд.

Как было хорошо в каморке тесной, рядом
Друг с другом! Ветер выл, и дождь стучался к нам,
Но в кресле я мечтал, твоим согретый взглядом,
Пока дымил очаг, зимой, по вечерам.

Трещали угольки, и чайник закопченный
Уже фырчал в золе и шумно подпевал
Огню, который вел свой танец утонченный,
Как дух, который правит бал!

Ленивица моя, пока над книгой сладко
Ты засыпала, не прочтя и первых глав,
Я был готов отдать всю юность без остатка,
Припав к твоим рукам, стопы исцеловав.

А если кто входил, то, двери отворяя,
Вдыхал он аромат беспечности и нег,
Ведь наша комната была преддверьем рая,
Здесь воцарился мир, – казалось, что навек!

Потом зима ушла; в открытое окошко
Весна врывалась и будила поутру,
И нас вела в луга знакомая дорожка,
Где зелень первая дышала на ветру.

То было в пятницу, в конце Страстной недели.
По воле случая был теплый, тихий день,
И мы с тобой с утра гуляли, где хотели,
И грело солнце нас, и укрывала тень.

Устав от странствий, мы нашли на мягком склоне
Под кровом зелени укромный уголок,
Пред нами весь пейзаж лежал как на ладони,
А окоем небес был светел и глубок.

И вот рука в руке, плечом плеча касаясь,
Ни звука не сказав, не понимая, как,
Мы вдруг в объятьях друг у друга оказались —
То был любви надежный знак!

Цвел гиацинт, а с ним – фиалка-недотрога,
И воздух был душист, весенний, голубой,
И улыбался Бог с лазурного порога,
Покуда в небеса глядели мы с тобой.

«Пребудьте же в любви! – сказал он. – Чтобы
чистым
И долгим был ваш путь, без горя и прикрас,
Я мхом его укрыл, и мягким, и пушистым,
Не разнимайте рук – я не гляжу на вас!

Пребудьте же в любви! Закаты и рассветы,
И чистоту ручьев, и леса благодать,
И звезды, и цветы, и пенье птиц – все это
Я оживил для вас, заставил вновь дышать.

Пребудьте же в любви! И если вам по нраву
Луч солнца моего, моей весны краса,
То не молитесь мне, не воздавайте славу,
А обнимитесь вновь – я отведу глаза!»
Лишь месяц миновал с того благого полдня;
Куст долгожданных роз расцвел в разгаре дня.
Я так тебя любил, тобою душу полня!
И вдруг твоя любовь покинула меня.

Куда она ушла? Да нет, она повсюду,
Как прежде, весела среди подружек-муз.
Кто воплотит ее малейшую причуду?
Лететь к валету пик? Но ждет червовый туз!

Теперь ты счастлива; ты милуешь и губишь;
Вокруг тебя толпой теснятся стар и мал;
Тебе несут цветы, и шагу ты не ступишь,
Чтоб из партера не раздался мадригал.

Когда ты на балу, раскрыты все объятья,
Тебе не выскользнуть из нежного кольца,
И так шуршит твое муаровое платье,
Что у любовников сжимаются сердца.

Не сыщешь туфелек изящнее на свете —
Они и Золушке окажутся малы,
Но в танце пламенном никто их не заметит
На этих ножках, истоптавших все полы!

От благовонных ванн и легких притираний
С твоих прекрасных рук сошел загар – они
Подобны лилиям, которых нежит ранний,
Едва заметный луч, скользя в ночной тени.