Михаил Яснов - Пылая страстью к Даме. Любовная лирика французских поэтов

Портреты все пожрало пламя,
Дрожь рук, и в голове трезвон…
И смерть придет, как долгий сон
С красавицами и цветами.

Я бреду, словно пьяный, без цели,
Я иду от любимой своей,
Мои губы забыть не успели
Теплоту ароматных грудей.

И сквозь память о нежности милой,
Как сквозь сумрак, разлитый вокруг,
Фонари мне горят, как светила,
В каждом встречном мне видится друг.

И как будто летучие мыши,
От меня все печали летят
На высокие черные крыши,
Над которыми желтый закат.

Газ в витринах… На тротуаре
Блики… Мнится мне: я еще там,
У любимой моей в будуаре,
Иль шагаю по облакам.

И со мной она в этом блужданье,
И мне ветра порывы дарят
Слов ее мелодичных звучанье,
Поцелуев ее аромат.

Жить в этом городе мне, дикарю, нет мочи,
При свете газовом я подыхаю тут,
Вам, парижанке, здесь все мило, и влекут
Меня к погибели, гордячка, ваши очи.

А я хотел бы жить, где толп галдящих нет,
В горах или в лесу под пологом зеленым,
Вдали от толкотни, рекламы и газет —
На полюсе, в любом краю уединенном.

Но вам по нраву шум, толпа и голоса,
Бал в Опере и газ – все, от чего я маюсь.
И, вас увидев, я не помню про леса,
Ум цивилизовать мучительно стараюсь.

«Я здесь, как мотылек в огне, сгорю, умру», —
Рискуя надоесть, твержу тоскливым тоном…
Как дивны были б вы – с кудрями на ветру,
В сорочке с рюшами, и зелень леса фоном!

Хочу, как саваном, укрыть печальной рифмой
С любовью тягостной мучительной разрыв мой.
*
Когда сложу стихи, чтоб душу обнажить,
Боль, всем открытая, утихнет, может быть.
*
Я эту боль стерпеть не в силах в одиночку —
И вот готов толпе бросать за строчкой строчку.
*
Громите мой приют, крушите этот кров,
Развейте запахи моих умерших снов.

Топчите гнездышко – оно подобно шелку,
И драгоценности разграбьте втихомолку.

Корежьте, пачкайте былую благодать,
Продайте с молотка, что сможете забрать.

Пускай, коль я вернусь, безумием гонимый,
Ничто не скажет мне о прошлом, о любимой.

Пусть будет осквернен здесь каждый уголок,
Чтоб от минувшего я вылечиться смог.
*
(Печаль качаю не спеша: усни, отрада, —
Так мать укачивает плачущее чадо.)
*
Однажды сердце я в ее ладонь вложил,
А вместе с сердцем – всю надежду, весь мой пыл.

Любовь на щедрые подарки не скупится —
И так хрупка была, так трепетна юница,

Чья красота уже успела расцвести,
И целомудрие взывало: защити!

Но груди зрелые, что были мне открыты,
Явили душу, не просившую защиты.

Глаза мои омыл огонь победных глаз,
А губы – поцелуй, завороживший нас.
*
(Печаль качаю не дыша: усни, отрада, —
Так мать укачивает плачущее чадо.)
*
Но верить внешности – погибельно, и ложь
На дне победных глаз, в конце концов, найдешь.
*
И пробил час, когда неискренность и стылость
В ее пустой груди так явственно открылась.
Фальшивой молодость ее была, увы,
Душа – истаскана, мечтания – мертвы.

Проснулся утром я, как тот владелец дома,
Что видит, онемев, одни следы разгрома.
*
Сокровища мои!.. Все превратилось в прах.
Нет даже памяти о первых наших днях!

В моем саду надежд бесцветно и уныло —
Все разорительница алчная сгубила!

Я сердце бедное мое нашел в углу
И – прочь отсюда, прочь! В ночь, в никуда, во
мглу…
*
(Печаль качаю в час ночной: усни, отрада, —
Так мать укачивает плачущее чадо.)
*
Навстречу зимним дням я гордо шел с мечтой
Найти другой приют, а в нем найти покой.
*
И там, где мы вдвоем гуляли вдоль окраин,
С притворной легкостью бродил я, неприкаян.

Куда мне убежать и чем беду заклясть,
Когда здесь помнит всё объятий наших страсть?
Мечтать?.. Но вы одно в моей душе найдете:
Плоть этой женщины и запах этой плоти.
*
Все доводы мои разбились в пух и в прах —
Я в помыслах о ней жил, как слепец, впотьмах.

Но сходства с ней ни в ком не видел и следа я,
В тупое, в тяжкое отчаянье впадая.

Так я намыкался, что голос мой с тех пор
Дрожит, когда о ней веду я разговор.
*
И, наконец, конец. Мучитель мой, разрыв мой,
Как лед под саваном, застынь под этой рифмой.

Мой черный котик, будем спать!
Гашу свечу, ложусь в кровать
В дремотной блажи.
Тебе приснятся стаи птах,
Кошачьи мордочки в кустах,
А мне – все та же.
Мы кофе не́ пили, дружок.
Ты привались ко мне под бок
(Не спать – больнее);
С ладонью лапка, мы уснем.
Ты помурлычь о том о сем,
Пока во сне я.

В зрачках смеженных ты хранишь
Свидания на скатах крыш,
Урчишь любовно.
А я в кошмарах узнаю
Ту, что разбила жизнь мою
Столь хладнокровно.

Порою видится тебе
Тот, третий лишний, на трубе.
Мне снится мнимый
Ее кузен, его смешок
И крокодильих слез поток
Из глаз любимой.

И вдруг ты с крыши кувырком
Летишь, истерзан чужаком,
Ломая шею.
А я кончаюсь, трепеща,
От шпаги подлого хлыща,
Что избран ею.

А хмурым утром мы опять
Уходим: ты – мышей искать,
А я – той влаги,
Что нам забвение несет,
Поскольку человек и кот —
Глупы, бедняги.

Она сидит на склоне, где цветет
Шиповник. По дороге скачет тот,
О ком она вздыхает без ответа.
Шестнадцать лет. Вся в розовом. Розетта…

Другая – рядом, стоя. Резвый взгляд.
Глаза надеждой вспыхнувшей горят.
Лицом Диана. Гордые повадки.
Над белым лбом – взметнувшиеся прядки.

Пока ее подружка вдаль глядит
И ловит отдаленный стук копыт
И звук рожка, Диана обернулась

И думает: «Розетта обманулась.
Когда он сел, смущенный, на коня, —
Взглянул не на нее, а на меня».

Нелепа и смешна, поскольку вся ты – роза,
И вся ты – белизна, венчанная копной
Обильных завитков, поскольку синевой
Твой взор – живой сапфир, его метемпсихоза.

Нелепа – описать тебя бессильна проза,
Смешна – поскольку нет нигде другой такой,
Вот разве в приторных кипсеках… Облик твой
С природой не в ладах – не красота, а поза.