Михаил Яснов - Пылая страстью к Даме. Любовная лирика французских поэтов

Тоска меня берет, когда лесной убор
Мне раздражает глаз бестактно едким тоном,
Немыслимым кудрям служа контрастным фоном.

А кожа белая – насмешка и укор
Сравненьям, что в веках успели износиться:
Ах, снег! Ох, лилия! – Ну, как тут не взбеситься!

Возле пруда, чью голубую гладь
Рябит легонько теплый ветер мая,
Случалось ли, мечтатель, вам внимать,
Покров травы росистой приминая,
Стыдливой девушке, что убежать
Из дома согласилась, понимая,
Что там отныне пустота, и зная:
От горя умерли отец и мать?

Нет яда слаще и блаженства злее,
Чем вырвать с корнем нежную лилею,
Тем самым ускоряя смерти труд…

Откуда столько сладости жестокой?
Зачем глаза под слезной поволокой
Прекрасней и еще сильней влекут?

Зачем ты вновь меня томишь, воспоминанье?
Осенний день хранил печальное молчанье,
И ворон несся вдаль, и бледное сиянье
Ложилось на леса в их желтом одеянье.

Мы с нею шли вдвоем. Пленяли нас мечты,
И были волоса у милой развиты,
И звонким голосом небесной чистоты
Она спросила вдруг: «Когда был счастлив ты?»

На голос сладостный, на взор ее тревожный
Я молча отвечал улыбкой осторожной
И руку белую смиренно целовал.

О первые цветы, как вы благоухали!
О голос ангельский, как нежно ты звучал,
Когда уста ее признанье лепетали!

Подруги юности и молодых желаний!
Лазурь лучистых глаз и золото волос!
Объятий аромат, благоуханье кос,
И дерзость робкая пылающих лобзаний!

Но где же эти дни беспечных ликований,
Дни искренной любви? Увы, осенних гроз
Они не вынесли, – и вот царит мороз
Тоски, усталости, и нет очарований.

Теперь я одинок, угрюм и одинок.
Так старец без надежд свой доживает срок,
Сестрой покинутый, так сирота тоскует.

О женщина, с душой и льстивой, и простой,
Кого не удивишь ничем и кто порой,
Как мать, с улыбкою, вас тихо в лоб целует!

Немного кротости! Смири свои порывы!
Хотя бы для того, чтоб нас развлечь, порой
Должна любовница казаться нам сестрой.
Немного кротости, и будем мы счастливы!
Будь нежной, заласкай до сладких сновидений!
Как стоны страстные твой томный взгляд хорош.
Прекрасней трепета, объятий, исступлений
Твой долгий поцелуй, хотя б и был он – ложь!

Но ты мне говоришь, что в сердце с звонким
рогом
Идет слепая страсть по всем его дорогам…
Оставь ее трубить! Мне в руку руку дай,

К челу своим челом прильни, когда устанешь,
Опять клянись мне в том, в чем завтра же
обманешь,
И до зари со мной, дитя мое, рыдай!

Я часто вижу сон, пленительный и странный:
Мне снится женщина. Ее не знаю я;
Но с ней мы связаны любовью постоянной,
И ей, лишь ей одной дано понять меня.

Увы, лишь для нее загадкой роковою
Душа прозрачная перестает служить,
И лишь одна она задумчивой слезою
Усталое чело умеет освежить.
Цвет локонов ее мне грезится не ясно;
Но имя нежное и звучно, и прекрасно,
Как имена родных утраченных друзей.

Нем, как у статуи, недвижный взор очей,
И в звуках голоса спокойно-отдаленных
Звучат мне голоса в могилу унесенных.

За кроткий дар мечты, за милость утешенья,
Которые таит взгляд ваших глаз больших,
Из недр отчаяний жестоких этот стих —
Вам, чья душа чиста и вся – благоволенье.

Моя, увы, в тисках дурного наважденья,
Истерзанная тварь в когтях страстей слепых…
Безумье, ревность, гнев – кто перечислит их,
Волков, мою судьбу грызущих в исступленье?
О, как страдаю я! Каким огнем палим!
Что мука первого изгнанника из рая,
Что первый стон его в сравнении с моим?

А ваши горести подобны, дорогая,
Проворным ласточкам – в прозрачных, как стекло,
Сентябрьских небесах – когда еще тепло.

Сквозь ветви тонкие с листвою нежной
Нас награждает бледный небосвод
Улыбкой – за наряд, что нам идет
Своей крылатой легкостью небрежной.

А мягкий ветер морщит озерцо,
И солнце, окунувшись в тень аллеи,
Нам кажется той тени голубее,
Когда заглядывает нам в лицо.

Лжецы пленительные и плутовки
Прелестные – беседуем шутя.
В любовь не очень верим мы, хотя
Легко сдаемся на ее уловки.

Пусть по щеке и хлопнут нас порой
За нашу дерзость – многим ли рискуем,
Ответствуя смиренным поцелуем
Перстам, нас покаравшим за разбой?
И если бровки хмурятся усердно
И в милом взоре не огонь, а лед —
Глядим исподтишка на алый рот,
Чье выраженье втайне милосердно…

Высокий каблучок боролся с длинной юбкой,
А тут и ветер, и пригорок на пути:
Манили ножки нас и – глаз не отвести! —
Кружили голову игрой и грезой хрупкой.

Устав от комаров, красавицы подчас,
Как будто позабыв об их ревнивом жале,
Тянулись к пуговке и шейку обнажали,
И это пиршество с ума сводило нас.

Уже спускался мрак, невнятный мрак осенний,
И наши спутницы, упав в объятья к нам,
Таким двусмысленным доверились словам,
Что мы с тех пор полны смущенья и сомнений.

В тени беседки, в гуще сада
Нам и блаженство, и услада —
Укрытый розами приют;
И аромат бутонов, нами
Всю ночь вдыхаемый, с духами
Смешался в несколько минут;

Глаза любимой не солгут,
А губы нежные готовы
С любой опаски снять оковы;
Амур на страже – тут как тут
И фрукты, и шербет в бокале,
Чтоб мы усталости не знали.

Здесь, где сумрак словно дым,
Под навесом из ветвей, —
Мы молчаньем упоим
Глубину любви своей.

Наши души и сердца,
И волненье наших снов
Мы наполним до конца
Миром сосен и кустов.

Ты смежишь глаза в тени,
Руки сложишь на груди…
Все забудь, все отгони,
Что манило впереди.

Пусть нас нежно убедит
Легкий ветер, что порой,
Пролетая, шелестит
Порыжелою травой.