Лирика вагантов в переводах Льва Гинзбурга

Ты — редчайший самородок!
Носик, губки, подбородок,
шейка дивной белизны
для лобзаний созданы.

Нет! Покуда мир не рухнет
или солнце не потухнет,
изменять тебе — ни-ни!
Ты сама не измени!

Преуспев в учении,
я, посредством книг,
в беспрестанном чтении
мудрости достиг.

Но, сие учение
в муках одолев,
я познал влечение
к ласкам жарких дев.

И, забросив чтение,
тешу плоть свою:
нынче предпочтение
девам отдаю.

Да… И тем не менее
(хоть в любви везет)
тайный червь сомнения
сердце мне грызет.

Что мне, — по течению
безрассудно плыть
иль, вернувшись к чтению,
гением прослыть?

Ну, а развлечения
бросив целиком,
можно стать из гения
круглым дураком!

«Только через чтение
к счастью путь лежит!»
в крайнем огорчении
разум мой брюзжит.

«Быть рабом учения
глупо чересчур»,
не без огорчения
шепчет мне Амур.

«Слышишь! Прочь смущения!
Розы жизни рви!
Радость ощущения
в воле и в любви…»

В дивном озарении
начертал господь,
чтоб сошлись в борении
разум, дух и плоть.

Я с тобой, ты со мной
жизнью станем жить одной.
Заперта в моем ты сердце,
потерял я ключ от дверцы,
так что помни: хошь не хошь,
а на волю не уйдешь!

В утренней рани почудилось мне:
сторож запел на зубчатой стене…
Слышишь, дружок?
Утро уже протрубило в рожок
та-ра-ра-ра!
Значит, пришла расставанья пора,
милый ты мой!
Ночь от недобрых, завистливых глаз,
словно сообщница, прятала нас,
кутала тьмой.
Горькие слезы застлали мой взор.
Хмурое утро крадется, как вор,
ночи вослед.
Проклято будь наступление дня!
Время уводит тебя и меня
в серый рассвет.

Вновь облетела липа, и лес осенний гол,
но милый не вернулся, но милый не пришел.
Смолк в рощах голос птичий, мир холодом сражен.
Мой милый стал добычей неверных чьих-то жен.
Он с ними шутки шутит, мне жизнь, что ночь, черна.
Он с ними спит и кутит, а я ему верна.
Они его морочат! О, глупенький птенец!
Чего же он не хочет вернуться наконец?
Горька моя утрата, не счесть моих скорбей.
Промчались без возврата дни юности моей.

Повеял утренний зефир,
теплом обдав холодный мир.
Запели птицы веселей
в лиловом воздухе полей.

В наш неуютный, хмурый край
пришел веселый братец май,
пришел он, полный юных сил,
и все вокруг преобразил.

Надев цветастый свой камзол,
он устелил цветами дол,
одним касанием руки
из почек выбив лепестки.

Уже глухая глушь лесов
звенит созвучьем голосов,
и гимны слышатся окрест
в честь женихов и в честь невест.

Когда я слышу этот хор,
когда я зрю цветов узор
и пробужденье познаю,
теснят рыданья грудь мою.

Ужель весь век томиться мне
с моей тоской наедине,
приняв жестокий приговор?!
И глух мой слух. И слеп мой взор.

О, разлюбезный братец май!
Спаси! Помилуй! Выручай!
И, чудо-ключиком звеня,
на волю выпусти меня!

Шумит веселый май.
А я, как Менелай,
покинутый Еленой,
один во всей вселенной,
реву, судьбу кляня:
сбежала от меня
моя подружка Флора.
Не вынесу позора!
Едва настала ночь,
ты упорхнула прочь!
А мы ведь так хотели
понежиться в постели!
Что делать? Не пойму.
Она ушла. К кому?
Неужто дал ей пфенниг
какой-нибудь мошенник?
Я весь в слезах — смотри!
Глаза мои утри!
Ужель ты так развратна,
что не придешь обратно?!
Твой бедный голубок,
кляня жестокий рок,
стал выжатым, как губка,
от твоего поступка!
Я высох, я зачах,
темно в моих очах;
тоски не одолею
и скоро околею.
Молю тебя: приди!
Прижмись к моей груди!
Когда мы будем вместе,
забуду я о мести!
Я по свету брожу,
стенаю и дрожу,
ищу, ищу лекарства
от женского коварства!
Нет! Не желаю впредь
на девушек смотреть.
Ах, мне ничто не мило,
коль ты мне изменила.
Я обошел весь свет.
Тебя ж все нет и нет.
Ужель не отзовешься?
Я плачу, — ты смеешься

О возлюбленной моей
день и ночь мечтаю,
всем красавицам ее
я предпочитаю.
Лишь о ней одной пишу,
лишь о ней читаю.

Никогда рассудок мой
с ней не расстается,
окрыленный ею, дух
к небесам взовьется.
Филологией моя
милая зовется.

Я взираю на нее
восхищенным взором.
Грамматическим мы с ней
заняты разбором.
И меж нами никогда
места нет раздорам.

Смог я к мудрости веков
с нею причаститься.
Дорога мне у нее
каждая вещица:
суффикс, префикс ли, падеж,
флексия, частица.

Молвит юноша: «Люблю!»
Полон умиленья.
А для нас «любить» — глагол
первого спряженья.
Ну, а эти «я» и «ты»
два местоименья.

Можно песни сочинять
о прекрасной даме,
можно прозой говорить
или же стихами,
но при этом надо быть
в дружбе с падежами!

Муж, в науках преуспевший,
безраздельно овладевший
высшей мудростью веков,
силой знания волшебный,
восприми сей гимн хвалебный
от своих учеников!

Средь жрецов науки славных
нет тебе на свете равных,
наш возлюбленный декан!
Ты могуч и благороден,
сердцем чист, душой свободен,
гордой мыслью — великан!