Евгений Евтушенко - Счастья и расплаты (сборник)

Простить ли неразумную толпу,
когда она, в раздумье не помедлив,
к позорному лишь для себя столбу
ученых волокла или поэтов?

Что толку после в покаяньях лбом
в пол биться?
Запоздалая сумятица.
Позорный столб становится столбом
истории…
Когда она спохватится.

Политика – разлучница людей.
Своих, чужих порой не различает.
Нельзя ли без вбиваемых гвоздей
друг другу в руки?
Вот что разлучает.

Мы рабочие сцены истории,
но когда нам покажут спектакль,
тот, который смотреть бы нам стоило,
и все то, что идет, испытать?

Один болярин – врать не стану,
кто и когда, каким царем —
однажды послан был к султану —
так проще врать, когда не врем.

Но был предупрежден заранее,
допрежь далекого пути,
что даже наши христиане
должны ко трону подползти.

Таков обычай сей, к несчастью,
что не дозволит в той стране
нам вертикаль султанской власти
быть вертикальными вполне.

«Так где же выход для посольства?» —
болярин вопросил царя.
«А ты как русский не позорься…
Но чтобы съездил ты не зря…»

«Царь-батюшка, ни телефона
и ни е-мейла в той глуши». —
«А ты, болярин, углубленно
самостоятельно реши».

Такая участь в дрожь бросала.
С таким понятьем незнаком,
все повторял он «само… само…
стоятельно… Но как ползком?»

Перед врученьем своих грамот
верительных был омрачен
и принял столько лишних грамм от
страха вместе с толмачом.

И говорил ему: «Ванюша,
ну как же я вползу, стоймя?
Гудбай, боярский сан, валюта,
спиночесалки и семья…

Нет, я войду им всем на зависть
и в полный рост – не на позор
погибну, но пускай узнают,
что значит русский наш посол!»

Но в той стране была подслушка
не меньшая, чем на Руси,
и те ушастики послушно
все, что слыхали, донесли.

Прием посла попридержали,
дабы султана честь спасти.
Кряхтя тоннель сооружали,
чтоб можно было лишь вползти.

Но был не промах наш болярин
и спас лицо без лишних поз,
когда с лукавым обаяньем
к султану вполз, но задом вполз.

Вот вам без всяких украшений,
как нас унизить ни грози,
самостоятельность решений
дипломатической Руси.

А может,
фривольность,
прикольность,
и есть просто-напросто
самонадеянная самодовольность?
И если в руках твоих ловких —
красавицы,
миллионеры,
калеки сирые,
ты можешь запутаться в них,
словно бабочек, хладно коллекционируя,

и странный служака природы,
вроде ее чекиста,
сам попадешься в сачок,
а потом на иголочку бабочкиста.

Где медведи в бруснику
сластенными мордами тычутся,
я родился в тайге у сибирской Оки,
а начать с моих предков,
то генетически
у реки по имени Вопреки.
Мой прапрапольский шляхтич
просил у найкращей одной украинки руки.
Удалось ее выкупить, барину вопреки,
и когда все равно
для себя тот потребовал первую ночь,
только «красный» петух
молодым смог помочь.
Барский дом был сожжен,
а жандармы в отместку сожгли все село,
и село в наказанье
со звоном в Сибирь побрело —
вот каков был над ежиком бритых голов
этот свадебный звон государственных кандалов,
но казалось влюбленным,
слезам вопреки,
что их пыльные цепи почти что легки.
Впрочем, все вопрекислые мрачные маски
и ржущие морды не нравятся мне.
Я хочу жить не в мрачной,
но умно прозрачной стране.
Я люблю свою родину,
вам вопреки,
и дороги российские,
и дураки.
Пошлость в уши вбивают,
но ей вопреки
Пастернак и Чайковский
играют в четыре руки.
Нам не нужно тирана – вождя,
никакого не нужно царя.
Все, что лучшее в нас, —
вопреки, а не благодаря.

У мира все слезы повытекли,
да только течет еще кровь,
но, к счастью, повыше политики
Есть все-таки совесть, любовь.

И если мы ожесточаемся,
Не видя, кто враг, а кто друг,
то мучит меня от отчаянности
за совесть с любовью испуг.

Любовь или совесть стреляются,
расстреливают их без слез,
а все же они распрямляются
травинками из-под колес.

Любовь – это высшая собственность.
Всех денег, всей власти сильней
бесценность несдавшейся совести
с незримой всевластностью в ней.

Мне шепчут облака, поляны, чащи,
черемуха у стареньких ворот:
Не бойся полюбить. Не бойся счастья,
и даже если горе принесет.
Не бойся полюбить – ромашки шепчут.
Не бойся полюбить – журчит вода.
Ну что же за судьба у русских женщин —
где счастье, там и горькая беда.
Ты не бросайся в омут с головою
и жизнь жестоким словом не обидь.
Не потеряй господний дар любови
и никому не дай его убить.

Я упаду березам в белы ноги,
я попрошу у малых мурашей
любви и слез, и грусти, и тревоги,
но без любви нам жить еще страшней.

Не бойся полюбить – ромашки шепчут.
Не бойся полюбить – журчит вода.
Ну что же за судьба у русских женщин:
где счастье, там и горькая беда.

У мирового зла – чесотка.
Всего одна минута зла,
и новгородская часовня
в снарядных дырах оползла.

Испанцы, «голубодивизцы»,
не слишком плачась о попах,
залопотали, как девицы,
в крест не нацелясь, но попав.