Евгений Евтушенко - Счастья и расплаты (сборник)
- Название:Счастья и расплаты (сборник)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Эксмо
- Год:2012
- Город:Москва
- ISBN:978-5-699-57814-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Евгений Евтушенко - Счастья и расплаты (сборник) краткое содержание
Эту книгу переполняют друзья, близкие и родные автору люди, поэты и писатели, режиссеры и актеры. Самый свойский, социальный поэт, от высей поэтических, от мыслей о Толстом и вечности, Евтушенко переходит к частушке, от частушки к хокку, затем вдруг прозой – портреты, портреты, горячие чувства братства поэтов. Всех назвать, подарить им всем еще и еще глоточек жизни, он занят этим святым делом, советский АДАМ, поэт, не отрекшийся от утонувшей уже АТЛАНТИДЫ.
Счастья и расплаты (сборник) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Шестидесятница Валенсия
Посвящается памяти доцента филологии, работавшей заведующей кафедрой литературы во Владимирском Государственном гуманитарном университете, – Валентине Васильевне Кудасовой, родившейся в деревне Ляхи под Муромом. Ее муж, тоже филолог, ректор того же университета Виктор Малыгин, с которым она прожила в браке 35 лет, познакомившись с ним в годы их учебы в аспирантуре в Ленинграде, романтически называл ее с тех лет Валенсией. У них сын Аркадий, дочь Наташа и трое внуков. Предметом ее изучения и преподавания был Серебряный век нашей поэзии. И всю свою жизнь она преданно любила поэзию шестидесятников.
Если бы Валя попала в Серебряный век,
где ей хотелось, по-видимому, поселиться,
затосковала б, наверно, о нас обо всех,
не обращая внимания на знаменитые лица.
Если в толпе бы наткнулась она на поэта по имени Блок
и на нее он воззрелся почти что молитвенно,
так бы сказала ему:
«Ваш мистический взгляд —
он меня не увлек,
и вообще существуют ли в мире мужчины
мужчинней Малыгина!
Он, признаваясь в любви,
не вставая с колен, сиял,
он мне придумал испанское имя Валенсия.
А Северянину врезала я бы сама,
правда, тактичнейше мягко,
без всяких невежливых выражений.
– Вы меня, Игорь, простите, от вас бы сходила с ума,
если б не знала поэта, которого звали мы запросто Женей…
«Анна Андреевна» —
все-таки мы говорили об Анне Ахматовой,
Но Ахмадулину – Беллочкой звали,
не Беллой Ахатовной —
и за венок ее кос,
и за взгляд азиатский, агатовый.
В шестидесятых,
когда я одной из поклонниц была там,
памятник будущий староарбатский
звала я Булатом.
В нашей столовке студенческой
мы называли Андрюшей
классика,
нас угощавшего всласть треугольнейшей грушей.
Вы понимаете,
это свои были классики,
классиков этих не стерли ни танки
и ни цензурные ластики.
Так что Серебряный век —
это гениев стольких расцветные годы,
шестидесятые годы – наш век Золотой
отвоеванной внукам свободы!
Будущее мы еще не назвали,
но верю в него без лести я,
шестидесятница Валя,
которую звали Валенсия».
Две девочки стоят у края крыши
Две девочки стоят у края крыши,
дышать стараясь тише, тише, тише,
и знают – их никто не ждет повыше,
а может быть, надеются, что ждет.
Но лед внизу, да и на крыше лед.
Чуть шевельнутся – вниз летят ледышки,
не дай Бог, подвернутся их лодыжки.
Еще ладошка, сжатая в ладошке,
последнее тепло передает.
К ним даже подлететь боятся птицы,
любая криком их столкнуть боится,
и дворник головы не задерет.
Все по привычке знают наперед:
ведь что-нибудь вот-вот произойдет.
Но мы к самоубийствам подпривыкли.
И байкер там, внизу, на мотоцикле,
заметив две фигурки, не замрет.
Но еще хуже чье-то любопытство,
тех, кто уже успели поднапиться:
– Kогда же они прыгнут? – кто-то ждет.
Одна из них вписала так, на случай:
«Быть может, без меня мир будет лучше?»
в свой Твиттер, где душа ревмя ревет.
Не будет лучше, милая, а хуже,
ведь несравнимо хуже моря лужи,
куда корабль, обледеневший в стуже,
на алых парусах не приплывет.
Незащищенно, но и неподлизно
стоят две сироты капитализма
и бросившего их социализма
до их рожденья – с дурью катаклизма
наделавшего дел наоборот,
две девочки на крыше, Настя, Лиза —
как будто всем нам сразу укоризна,
у всех дверей России и ворот.
Самоубийства не однопричинны.
За ними скрыты лица и личины,
толкая с крыш и в лестничный пролет.
Не будет никогда в России счастья,
для вас, другие Лиза или Настя,
пока она вас к сердцу не прижмет.
Примечания
1
В книге сохранено авторское цитирование, все сноски даны в соответствии с авторским замыслом.
2
Гонсало Аранго(1931–1976) – оригинальнейший колумбийский поэт, организатор поэтической группы «Los nadaistas» (от исп . nada – ничего, по аналогии с «ничевоками», нашими авангардистами 20-х гг.).
3
Да здравствует королева! ( исп .).
4
Александр Аронов(1934–2001) – талантливый поэт, автор знаменитых песен «Остановиться, оглянуться…», «Когда горело гетто…», и своеобразнейший колумнист «МК». Именно от него в дуэте с Ниной Бялосинской я впервые услышал одну из первых песен Булата Окуджавы «Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет…» Впоследствии Окуджава посвятил эту песню мне, приняв предложенную мной поправку: вместо «на той далекой на Гражданской» – «на той единственной Гражданской». Я тогда писал о борьбе шестидесятников против бюрократии: «На этой войне сражаюсь я, / победы трудно одерживая. / Это моя Гражданская. / Это моя Отечественная». Наше тогдашнее романтическое отношение к истории Гражданской войны объединяло эти два на самом деле несопоставимые исторические события. Но именно наше поколение завоевало гласность, постепенно открывшую и архивы, и наши собственные глаза.
5
Поэт Иосиф Бродский, которого обвинили в тунеядстве и сослали на исправительные работы в колхоз, был освобожден из ссылки вскоре после моего письма в Политбюро. Это письмо вместе с аналогичным письмом итальянского художника, председателя Общества итало-советской дружбы Ренато Гуттузо, было отправлено из Италии, где я выступал с чтением стихов, по срочной диппочте послом СССР С. П. Козыревым. Любопытно, что биографы Бродского об этом никогда не упоминали. К моему глубокому сожалению, некоторые его фанатичные поклонники сплетнями и интригами начали ссорить нас. И мы даже перестали здороваться, после того как он воспротивился моему избранию в Американскую академию искусств и литературы. Его аргументом было то, что Евтушенко не представляет русской поэзии. Ему вежливо ответили, что ни один поэт в отдельности не может представлять всю национальную поэзию, и я был принят в Академию, а Иосиф покинул ее. Сергей Довлатов рассказывает, как он навестил Иосифа, лежавшего в больнице под капельницей, и от растерянности попытался его подбодрить: «Вы тут болеете, и зря. А Евтушенко между тем выступает против колхозов!» – «Если он против, я – за», – еле слышно ответил Бродский. Невеселая история, показывающая, как далеко заходят писательские междоусобицы. Тем не менее незадолго до смерти Бродский согласился участвовать в моей антологии «Строфы века» и сам отобрал для нее свои стихи. И в новой антологии, над которой я работаю, он будет достойно представлен.
6
Шоферские права, удостоверение личности ( англ .).
7
Владимира Соколова и Владимира Высоцкого.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: