Татьяна Ратгауз - Вся моя жизнь: стихотворения, воспоминания об отце

Вода густая у мостовых дуг,
Или дурманное томленье газа,
Иль дула холодеющего круг
У пристально расширенного глаза.

Не все ли нам равно, в какую дверь
До нас из этой жизни уходили,
И на каком углу нас встретит смерть
Порывистым гудком автомобиля…

Ведь самое простое, может быть,
Упасть с раскинутыми врозь руками,
Увидеть небо в лужах голубых
И лечь щекой на отсыревший камень.

Чем долго ждать и плакать, и стареть,
От неизбежной убегая встречи,
Когда уже давно в календаре
День нашей смерти праздником отмечен.

Этот мир, пронизанный шагами,
Утихает к ночи, чуть дрожа.
Дребезжат старинными ключами
Галерей картинных сторожа.
По ночам Париж, Милан и Дрезден
Освещаются одной луной,
И везде у голубых подъездов
Шепчутся влюбленные весной.
И антенн качели у карнизов
Ловят из тумана в сотый раз
Об улыбке странной Моны Лизы
Саксофонов плачущий рассказ.
Глубже в подворотнях никнут тени
У музейных кружевных дворов,
И на распластавшихся ступенях
Незаметен темный твой покров.
Губ углы, опущенные книзу,
Черная вуаль на волосах,
Ты выходишь ночью, Мона Лиза,
Слушать городские голоса.
И идешь ты по аллее длинной,
Строгие глаза полузакрыв,
Глядя, как на площади старинной
Бьют фонтанов белые костры.
Ночь плывет по радужным бульварам,
И поют веселые гудки,
А в кофейнях старых можно даром
Пить коктейль тумана и тоски.
В тесных барах вскрикивают скрипки,
И секунды четко рубит джаз,
И никто не ждет твоей улыбки,
И никто твоих не видит глаз.
Лишь в углу, под крышей полосатой,
Тяжело хмелеющий поэт,
Неизвестный, грустный и лохматый.
Шепчет глухо: «О, тебе привет!..»
А с последней рюмкою коктейля
Ты уходишь в утреннюю мглу,
И заря ковер тебе расстелит
На ступенях в задремавший Лувр.
И опять пронизан мир шагами,
Этот мир, спокойный и теперь…
Дребезжат старинными ключами
Сторожа и отпирают дверь.

Под небом утренним тебя не встретить…
Жесток и розов солнечный мороз.
А на мосту на низком парапете
Холодный позолоченый Христос.

Чернеют башни. Завтра воскресенье.
Бежит игрушкой заводной трамвай.
В костеле — ладан, золото и пенье,
И кто-то все еще упорно верит в рай.

И все по-старому так горек ветер,
А под мостом линялая вода.
Теперь я поняла — тебя не встретить,
Ни завтра, ни сегодня, никогда.

По размытым дождями неделям,
Через свежесть туманную вброд,
Завершается новым апрелем
Тяжелеющий солнцеворот.

Даже ты, утомленный от стужи,
В городском задыхаясь плену,
В голубой распластавшейся луже
Удивленно заметил весну.

И опять велика и бессонна
Исступленная гулкость ночей,
От больного трамвайного звона,
От мятущейся грусти твоей.

И опять задрожит у запястья
Кровь живым, воскрешенным крылом,
Чтоб к почти небывалому счастью
Через сон полететь напролом.

Но так мало от счастья осталось
В зацветающем шуме, и вот:
Поцелуй и большая усталость
У распахнутых белых ворот.

В перекличке часов, иссякающих даром,
В беспощадно крутом обороте колес
Оползающей ночи несешь ты подарок —
Тяжесть нового дня и бессмысленность слез.

Изнывает трамвай на тугом повороте,
Прибывает у шлюзов густая вода,
Ты же прячешь лицо в сквозняке подворотен
И одними губами считаешь года.

А на дальних путях та же грусть семафоров,
Полустанков бессменные ночи без сна, —
Как тогда, как всегда, и по-прежнему скоро
Отцветает кустом придорожным весна.

Ты стоишь за шлагбаумом и машешь рукою
Сквозь пронизанный дрожью предутренний час.
Поднимается боль, и уже ты не скроешь
Паутину морщин у заплаканных глаз.

Ожиданье растет, вырастая в огромный
Всеобъемлющий шум. И я знаю, ты ждешь,
Что в такое же утро (ты знаешь? ты помнишь?)
Под весенним дождем, сквозь прохладную дрожь,
Ты со мной возвратишься в покинутость комнат
И в бессилии навзничь, как я, упадешь.

Бил эфир в виски. Тугое тело
Синеватым паром истекло.
Молчаливый ангел в маске белой
Небо втиснул в тонкое стекло.

И звенела сталь на полках шкапа
Остриями неотлитых пуль.
Падали густые капли на пол
И перебивали редкий пульс.

И никто не видел и не слышал,
Как, взлетев эфирным холодком,
Сердце дерзким голубем на крышу
Опустилось звонко и легко.

И, остановив часы и годы,
Перепутав месяцы и дни,
Сквозь небес полуденную воду
Проступали звездные огни.

Шли удары тяжело и редко,
Голубиный перебив полет:
Это смерть в грудной огромной клетке
Пробивалась медленно сквозь лед.

А когда тяжелые ресницы
Проломили звездную дугу,
Жизнь пришла со злым укусом шприца,
С горьким жаром искривленных губ.

От нежности тяжелой не уснуть
Всю ночь. Не думать и не ждать рассвета.
Пусть молодость еще одну весну
Встречает звонким, исступленным цветом.

Мы не услышим, мы еще пьяны
Разлуки изнуряющим дурманом,
И голос искупающей весны
Взывает поздно (или слишком рано?).

Спокоен сон неполюбивших нас.
Мы промолчим. Не назовем их даже.
Мы скроем пустоту бесслезных глаз
И душ самодовлеющую тяжесть.

И будет ночь пустынна, как всегда,
На сквозняке больших бессонных комнат,
Когда любовь нахлынет — как вода
И нас утопит в нежности огромной.

Коснулась дрема моего плеча,
И сразу стало просто и понятно,
Зачем из ночи выплыла свеча,
Роняя розовые пятна.

От звона колоколен за окном
Торжественнее будет сердце биться,
Когда слова низринутся дождем
На распростертую страницу.

От губ сухих и от тяжелых рук
Ты — далеко, и мне тебя не надо,
Ты — как в тумане уходящий звук,
Как предзакатная прохлада.