Татьяна Ратгауз - Вся моя жизнь: стихотворения, воспоминания об отце

Неисправимая — я снова за тетрадью,
И снова шорохи — сквозь версты и года…
Душа теплеет — кстати иль некстати —
В ней дрогнул стих, как талая вода.

Ютясь за занавеской ришелье,
Разросся фикус, прячась от мороза.
Подушки пухнут в лени и тепле,
И увядают восковые розы.

Так жизнь проходит мимо нас бочком,
Накинув на голову радужный платочек,
И кажется: совсем уютно и легко
Низать на спицы петли звонких строчек.

Будь доброй, смерть! С тобой не во вражде —
Я к мысли о тебе все годы привыкала.
Я знала, ты — при мне. Я знала, ты — везде,
Куда бы от тебя я в мыслях ни бежала.

Я знаю, ты — покой. Боль — только жизни крик.
Но я ведь жизнь люблю — душой и бренным телом!
Повремени. Еще мой мир — велик.
Еще так многого я сделать не успела!..

Еще на нитку жизнь дни, словно бусы, нижет.
Но знаю — ты близка. И ты все ближе, ближе…

Там, где были когда-то мы молоды, —
Сквозь тумана серебряный дым.
По чужому ходила я городу,
А он притворялся моим.

Праздным гудом звенели улицы
В мире лавок, машин и реклам.
В переулках хотелось зажмуриться
И приникнуть к забытым домам.

Встреч с домами искала знакомыми,
Где давно никого уже нет;
Лишь над новыми, стекло-бетонными,
Тот же древний довлел силуэт.

Те ж мосты осеняли течение
Той же тихой, знакомой реки…
Вспоминала ушедшие тени я
И шалела от пьяной тоски.

Где умершая канула молодость, —
Сквозь тумана серебряный дым
Я бродила по мертвому городу,
А он притворялся живым.

Я встану на холме и руки протяну, —
В зеленой чаше целый мир утонет.
Я буду пить глотками тишину,
Навстречу ветру повернув ладони.

Она — жива, ты слышишь? — тишина,
Задавленная тяжкою пятою,
Задушенная в каменных стенах,
Прибитая лавиной городскою.

Она жива, и дышит, и поет,
Дрожа мгновенным, небывалым чудом,
Пока ее не срежет самолет
И трактор не пронзит железным гудом.

И все-таки она — жива, жива!
Я унесу ее. Укутаю. Укрою.
Я сберегу ее. Пускай в моих словах
Она побудет. И уйдет со мною.

Кем будешь ты? Мир так широк перед тобой…
И все равно — поэт, шахтер ты или воин, —
Но ты ведь сын планеты нашей голубой:
Ты — Человек. И будь того достоин.

Оттрещали кузнечики, откряхтели лихие лягушки,
Грохот трактора замер в душистой холмистой дали,
Синева осенила густые лесные опушки,
Облака вслед за солнце ушли.

Зацепился за яблоню оранжевый месяц.
Притворился лукаво, бумажным большим фонарем,
Ночь склонилась над крышей, низко голову свесив, —
Поджидает, пока мы уснем.

Было в детстве и юности море любви и тепла, —
Даже грусть согревалась улыбчивым розовым светом.
Я привыкла к теплу, только жизнь от него увела,
Почему-то оставила в стыли и в холоде этом…

Ничего не пойму я: за что, за какие грехи
Наказаньем пришла неуемная, горькая старость?
И уходят друзья, и скудеют слова и стихи,
И одно ожиданье осталось…

Голубая елка у порога.
Кружево березы за окном;
Иногда нам нужно так немного:
Шелк листвы, неприхотливый дом,
Немудреные слова привета,
Дни, окутанные тишиной…
И смолкает боль в душе, задетой
Жесткою безжалостной рукой.

Еще я живая. Живая. Меня вы живою запомните,
Остановитесь тихо. Задумайтесь. Помолчите.
Еще я здесь. Я присутствую в обжитой мною комнате.
Задумайтесь. Тихое слово мне на прощанье скажите.
Старость — всегда жалкая. Старость — надоедная,
Раздражающая, бестолковая, но до чего же — бедная!..
Уберегите меня от обиды и боли,
От своей, от чужой — вольной или невольной, —
От слова, от окрика в необузданной вспышке зла, —
Будет поздно, когда всем существом осознаете, что я — умерла.

И все-таки всегда с тобой я буду,
Ежеминутно, ежечасно, всюду —
Когда почти что позабудешь ты.
Нет, не забудешь…

Вольно иль невольно
Почуешь ты едва заметной болью
Короткий блеск скатившейся звезды.

Прошла пора чудес. Я больше в них не верю.
Пути отрезаны от прошлого давно,
И навсегда, перед последней дверью,
Пожать нам руки было не дано.

Но я тебя благодарю за верность,
За память долгую — судьбе наперекор, —
Той нити дружбы, прочной и безмерной,
Такой живой, как будто до сих пор…

И смерть к тебе пришла, но то тепло осталось,
Что в душу мне тогда ты заронил.
Мне легче с ним назойливая старость
И доживания нерадостные дни.

Широко я тебе распахнула навстречу
Беспокойную, жадную душу свою.
А теперь поняла я — пустынен мой вечер,
Я одна на последнем пороге стою.

В чем-то я виновата. Я будто не знала,
Что построила замок на зыбком песке…
А теперь — все напрасно. Нет больше начала.
Ты ушла незаметно. Совсем налегке.

Даже дальнего эха я больше не слышу.
Ты ушла далеко. Ты совсем далека.
Мне ж пора собираться. Все выше и выше
Необъятной стеной вырастает тоска.

Много ли дней или месяцев
Встанет еще предо мной?
Все-таки как-то не верится:
Круг оборвется земной…

Дальше — пути не изведаны;
Большего я не хочу.
Просто — нежданный, неведомый
Ветер задует свечу.

Пушистый холм склоняется отлого
И чей-то вьется след — едва-едва.
Как будто здесь кончается дорога,
А дальше — только тишь да синева…