Даниил Андреев - Стихотворения и поэмы

Как будто горькой, горькой мудростью,
Нам непонятным, страшным знаньем
Обогатила эти зданья
Разрушившая их война,
И, Господи! какою скудостью
Нам показались беды наши,
Что пили мы из полной чаши
И все ж не выпили до дна!

Утих сам голод. Одичание
Усталых воль, сознаний, тела
Забылось. Родина смотрела
На каждого из нас. По льду
Мы шли без слов, без слез, в молчании,
Как входят дети друг за другом
К отцу, что, истомлен недугом,
Встречает смерть в ночном бреду.

А там, за выбитыми окнами,
За кусковатою фанерой,
Без дров, без пищи, в стуже серой
Чуть теплились едва-едва
И полумертвыми волокнами
Еще влачились жизни, жизни,
Все до конца отдав отчизне
И не дождавшись торжества.

Героика ль? самоотдача ли?
О, нет. Насколько проще, суше
И обыденней гибнут души
В годину русских бед и смут!
Но то, что неприметно начали
Они своею жертвой строгой,
Быть может, смертною дорогой
Они до рая донесут.

Вдруг – среди зданий, темных до́черна,
Звено я различил пустое,
Даль, берега, мостов устои
И дремлющие крейсера,
И под соборным стройным очерком
Неву в покрове смутно-сером, —
Мать стольким грезам и химерам,
Подругу вечную Петра.

Подругу, музу, крест и заповедь
Великого державотворца,
Чье богатырское упорство
Гнало Россию в ширь морей,
Спаявшего мечту о Западе
С мечтою о победных рострах,
О сходбищах вселенной, пестрых
От флагов, вымпелов и рей.

Столица!.. Ледяной и пламенной,
Туманной, бурной, грозной, шумной,
Ее ковал ковач безумный,
Безжалостный, как острие;
Здесь, во дворцах, в ковчегах каменных
Душа народа пребывала,
Душа страны запировала
В безбрежных празднествах ее.

Слились в твореньи императора,
В тяжелом, кованом обличьи
Гордыня, дерзость, гнев, величье,
И жадность к жизни, и мечта,
И, точно лава бьет из кратера,
Она рванулась в путь кровавый,
Новорожденною державой,
Триумфом бранным залита.

И был в творце ее – гром чуждого,
К нам низвергавшегося мира,
Как будто эхо битв и пира
Богов на высях бытия…
Кто безотчетно не предчувствовал
В его шагах, чертах, фигуре
Вместилище нездешней бури,
Нечеловеческого «я»?

Кто б ни был ты, мой спутник временный
По этим грубым, плотным ямбам!
Поверь: непрочным, зыбким дамбам
Подобны глыбы этих строф:
Пять-шесть страниц – и обесцененный
Мир логики и правил мнимых
Затопит шквал непримиримых,
Друг с другом бьющихся миров.

Пучина иррационального
Уж бьет в сторожевые камни,
Ночную душу жжет тоска мне
Перед грядущим. Ткань стиха
Дрожит, звенит от шторма дальнего,
Как холст ветрил – от напряженья;
Уста в пыланьи, мысль в круженьи
И как песок гортань суха.

Трудам и славе человеческой
Пусть дифирамб творят другие:
Не ту я слышал литургию
В раскатах битвы мировой…
Поэма бури! Стань ответчицей
Всем, кто почуял слухом сердца
Глагол и шаг Народодержца
Сквозь этот хаос, гул и вой!

А в час, когда немеешь замертво
У потрясающего спуска,
В закономерностях искусства
Опору мыслям укажи;
От непроглядных волн беспамятства
Обереги свечу сознанья;
К простым домам, проспектам, зданьям
Повествованье привяжи!

Напомни, как шаги усталые
Тонули в пухнувших сугробах;
Как глухо в каменных утробах
Жизнь полумертвая спала;
Как за кромешными кварталами
Мелькнул трамвай – пять слабых точек,
И робкий синий огонечек
Глубь жадных улиц пожрала.

И вот, над городскими волнами
Плывя, подобно черным рострам,
Угрюмый замок шпилем острым
Предстал, темнея сквозь сады;
Прямые, жесткие, безмолвные,
На стенах цвета жухлой крови
Чеканились еще суровей
Трофеев черные ряды.

Не здесь ли роковое зарево
Для всех веков над Русью встало?
Взмах смертоносного металла
Был точен в пальцах Эвменид,
И в пышной спальне государевой
В ночь на двенадцатое марта
Царю в лицо метнулась карта
Со списком вин, злодейств, обид.

В ту полночь, в оттепель, в ненастие,
Кружилось карканье над парком,

И виделось бессонным Паркам
Над неумолчной прялкой: вот
Ложится древний грех династии
С отца на сына – в роды, роды,
Пока его сам дух народа
В день казни царской не возьмет.

В день казни царской?.. Но по-прежнему
У замка, где скончался Павел,
Уздою бронзовою правил
Колосс на пасмурном коне:
Открыт дождям и ветру снежному, —
Не Медный Всадник той поэмы,
Что с детских лет лелеем все мы,
Но тот же царь, с жезлом, в броне.

Я помнил надпись – «Правнук – Прадеду»,
И лик, беззвучно говорящий
России прошлой, настоящей
И сонму мчащихся эпох:

«Где новый враг? Его попрать иду
Всей правдой моего Закона.
Мой стольный город – вот икона!
Держава русская – вот бог!»

Да: вихрем творческим охваченный,
Он сам не знал, какая сила
В нем безвозвратно угасила
Светильник тусклой старины,
И что за дух, к чему назначенный,
Им движет, как царем, пророком,
Строителем, всевластным роком
И гением его страны.

Не тот ли властный дух, что кроется
Чуть слышно в каждом русском сердце,
Кем были тверды староверцы
И славны древние князья, —
До всех времен рожденный Троицей
Бессмертный Ангел сверхнарода,

Его бессмертная природа,
Его возвышенное Я?

Из рода в род в чреде Романовых
Ваял из плоти поколений
Он вестника своих велений,
Орудье верное свое,
Того, Кто призван строить наново
Его вместилище и форму,
Кто бодро, подвигом упорным
Пересоздаст все бытие.

Но в волю молодого зодчего
Облекся, как в живое платье,
Носитель древнего проклятья,
Давно клубившийся впотьмах,
Давно искавший трона отчего
Над сукровицей плах стрелецких,
Над кривдой казней москворецких,
В лукавых, душных теремах.

Он рос присосками раздутыми
Над Шлиссельбургом, над Азовом,
Над тихим Доном бирюзовым,
У грузных нарвских стен жирел,
Пока над вражьими редутами
Клубился дым, взлетали бревна
И пушки метко, мерно, ровно
Гремели с выгнутых галер.