Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 2: За пределами символизма

«ИНТИМНЫЙ» КОММЕНТАРИЙ

Произнося эти слова, мы имеем в виду не только примечания о скрытых от большей части читателей свидетельствах романических отношений поэта, но и упоминания людей, которые так единственный раз и появились в стихах, но с подлинной фамилией. Это не сосед Букашкин, но и не Расул Гамзатов, – те, кого почему-то надо и скрыть, и показать читателю.

И. Вирабов в книге о Вознесенском в ЖЗЛ нашел «Кариночку Красильникову» из «Пожара в Архитектурном институте», и это украсило его повествование. А она, в свою очередь, приоткрыла еще одно женское имя той поры – Наталья Головина, которая, видимо, и была тем персонажем «Оды сплетникам» и «Боя», вокруг которого возникали клеветнические слухи, похожие, как две капли воды. В 2005 году было написано стихотворение ее памяти ( СС8, 6, 400). Но, может быть, мы ошибаемся и речь идет о ком-то другом? Дело комментатора деликатно сообщить нам об этих обстоятельствах. И дать нам понять, связаны ли как-то между собою Нерль и Суздаль не только географической близостью, но и близостью с женщиной?

«Антимиры» открываются «Монологом рыбака», где существенной фигурой оказывается «Вадик Клименко, физик». Не он ли – молодой теоретик из Физтеха, появившийся там в середине или второй половине пятидесятых? О нем как о деятельном участнике капустников есть упоминание в воспоминаниях [1471].

Одним словом, тем, кто будет развивать начатое Г.И. Трубниковым дело, еще остается масса работы, которая должна быть исполнена, если мы хотим понять поэта Андрея Вознесенского таким, каким он был для своего времени.

В п е р в ы е: Русская литература. 2019. № 3. С. 5–21.

Биографии самых разных людей читаются в наши дни едва ли не чаще, чем какие-либо другие книги. Прямым свидетельством этого стало процветание серии «Жизнь замечательных людей», которая после периода некоторого анабиоза расцвела так, как даже и в прежние годы не могла. В конце книги Д. Быкова о Б. Окуджаве рекламируются уже вышедшие или имеющие вот-вот выйти биографии Калигулы и Феллини, Мусоргского и Шелепина, Королевы Марго и Шукшина, Анны Керн и Навуходоносора II… Но далеко не только ЖЗЛ занимается этим промыслом, но и другие издательства также. В процессе поисков в интернете мне попалась страница, перечисляющая биографические книги, принадлежащие перу выдающейся, наверное, писательницы Елены Арсеньевой. Поскольку объявлено, что их можно не только почитать в электронной библиотеке, но и купить, то, значит, где-то существует и печатный вариант. Так вот, она пишет про Е.Р. Дашкову и З.Н. Гиппиус, С. Перовскую и сестер Каган – Л. Брик и Э. Триоле, Андрея Курбского и библейского Самсона (да-да, так и помечено: «Поверженный герой (Самсон, Израиль)»), Мату Хари и Соньку Золотую Ручку, Аврору Шернваль и Марину Мнишек – одним словом, только индивидуальных биографий я насчитал 90 штук, а ведь есть еще и «двойные» – мужа и жены, например, или знаменитых любовников. Может быть, конечно, не все они выпущены отдельными книжками – по интернету ведь не всегда поймешь, но то, что это именно отдельные биографии, – точно.

Создается впечатление, что нынешнему читателю только и нужно, что поглощать биографии очень и не очень знаменитых людей, приобщаясь к частной жизни всех времен и народов. Виртуальное проживание чужих жизней захватывает подобно наркотику. Но почему именно кем-то беллетризованные биографии, а не мемуары, не переписка, не биографии академические? Можно биться об заклад, что творение Елены Арсеньевой, посвященное любви Абеляра и Элоизы, прочитает на порядок больше людей, чем «Историю моих бедствий» самого Абеляра, а одну из ее последних новинок – биографию Нины Петровской – на несколько порядков больше, чем мемуары Петровской и ее переписку с Брюсовым.

В общем-то, ответ довольно прост. Обыкновенный современный читатель полагает, что он вполне может мериться той же самой меркой, что и описываемый персонаж. Вот только выкинуть из жизни писателя – литературу, композитора – музыку, живописца – картины, философа – идеи, правителя – государственные обязанности, оставить на их месте еду, наряды, физиологию, элементарные реакции, мелкие (или даже не очень мелкие) грешки, и все будет замечательно. В принципе, это то самое, что когда-то сформулировал Пушкин в прославленных словах: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабости могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал как мы, он мерзок как мы! » [1472].

Если дать понять этому естественному читателю, что по крайней мере один из подлинных смыслов биографии великого человека состоит в продолжении пушкинской цитаты: «Врете, подлецы: он и мал и мерзок – не так, как вы, – иначе!» – то жизнеописание тут же станет ему неинтересно. Или заинтересует как курьез особого рода, афористически сформулированного в «Двенадцати стульях»: «Вот люди жили!»

Наш гипотетический читатель все время меряется с персонажами своей собственной судьбой и должен или замереть в восхищении, или похлопать по плечу: «Ну что, брат Пушкин?» И ответ уже давно запечатлен Гоголем: «”Да так, брат, – отвечает, бывало, – так как-то все…” Большой оригинал». Замирает в восхищении наш герой перед каким-нибудь душегубом вроде Сталина или прославленной красавицей, как Лиля Брик. Это ведь о ней за последнее время изданы десятки книг, точнее всего смысл которых определяет название чуть ли не самой бездарной: «Лиля Брик: Биография великой любовницы». А всех прочих хочется хлопнуть по плечу и вслух помечтать: «Эх, мы бы с Серегой…»

Соблюсти баланс между двумя этими крайностями необычайно трудно. Проще всего пойти на поводу у читательских ожиданий. Но вряд ли стоит особо разбирать такие сочинения, имя которым легион. Гораздо интереснее посмотреть, как выходят из положения опытные и талантливые литераторы, взявшиеся за такое дело. Вряд ли случайны дискуссии о «Пастернаке» Д. Быкова или биографии Есенина, написанной О. Лекмановым и М. Свердловым. Совершенно разные по своим внутренним качествам, по манере письма, по самим принципам подхода, они тем не менее вызывают на спор (и получают отзывы от восторженных до откровенно заушательских) именно потому, что в них отсутствует подлаживание под читателя. Авторам важно «дойти до самой сути» своего героя, исходя из собственного, высокого прочтения его творений, используя максимально возможное количество информации, накопившейся о нем, но в то же время не переступая границ исторической правды. Мы можем с ними не соглашаться в том или другом, но нельзя им отказать в стремлении понять поэта и его эпоху не по собственному произволу, а по законам, ими самими над собой поставленными.