Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 2: За пределами символизма
- Название:Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 2: За пределами символизма
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Новое литературное обозрение
- Год:2021
- Город:Москва
- ISBN:9785444814697
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 2: За пределами символизма краткое содержание
Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 2: За пределами символизма - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Да впрочем, оставим это препирательство, а подойдем к вопросу прямо. В современном живом символизме есть устремление к будущему. Меж тем символизм дает нам только (уж допустим) метод, а никак не содержание. Метод, как ни вертись, – ничего динамического искусству не придаст, никаких задач он не ставит. Переход от метода к методу понятно определяет не сам метод, а потребности содержания.
Очевидно, что эту динамическую силу надо привить искусству извне (я, понятно, говорю все об «историческом» понятии искусства: как таковое есть в настоящее время и было «10 тысячелетий тому назад»).
А вот здесь-то и является этот момент: тот, кому дорого развитие «автономного искусства», должен только желать, чтобы искусство оживилось посторонними интересами духа. Чистое искусство, когда оно живет, не может быть чистым. Так человек (подобно Брюсову, беру банальную аналогию), чтобы жить, должен лидироваться каким-либо посторонним, практическим интересом.
А кто же будет спорить, что интересы, указанные В. Ивановым и Блоком, не являются достаточно динамическими, чтобы привести в движение колесницу символизма (если они не являются самим «чистым искусством», что весьма возможно. Достаточно вспомнить, что покойный Толстой, достаточно далекий символизму, как ни раздумывал об искусстве, а пришел к тому, что оно – передача религиозных переживаний человека [469]).
Ничто не мешает математикам находить новые функции и новые интегралы, но зачем им отмахиваться от задач, поставленных индустрией, лишь на том основании, что индустрия не есть математика.
Никто не мешает певчим Крылова петь [470], но зачем преследовать их, если они поют в церкви, призванные к тому обрядово-религиозной потребностью.
Искусство останется чистым искусством, служа нуждам духа, кот<���орые> оно одно может утолить, как певчие, поющие в церкви или на похоронах, остаются все же только певчими.
Брюсов весьма остроумно создает особый класс, так сказать, профессию теургов – отличную от профессии поэтов. Он забывает, что теурги – это певчие во храме.
___________
Я писал это как будто бы для ответа самому Брюсову, поэтому делаю некот<���орые> добавления к подобному ответу ad hominem. Я не согласен ни с Брюсовым, ни с Белым, хотя ко второму ближе. Я (ради несогласия с Белым) не буду отказываться от моей заметки о стиле, где я указываю на определяющее место искусства в гносеологии будущего. Нет. Но искусство всегда останется только искусством, а не «новой жизнью». Белый ищет какую-то цель, определяющую искусство, но ведь это – область гаданий. Эвклид не мог догадываться об аналитической геометрии Декарта, и не наше дело «догадываться» об искусстве будущего. Дело в том, что искусство, несмотря на 10 тысячелетий, еще очень хилый младенец (да это и понятно. Вероятно, человек первые 10 тысячелетий после появления первого размышления был весьма слабым логиком – если бы условия жизни не заставляли его еще больше рассуждать), и его надо вести на помочах. Привнесение внешних интересов необходимо не потому, что искусство в них выльется в грядущее, а потому, что иначе оно просто не пойдет вперед (40. 18. 6 об.–8 об.).
Ну и, наконец, последний фрагмент, который нам кажется в данном отношении существенным, начинается с пушкинской формулы «Revue des Beuves», где Томашевский поначалу иронически разбирает статью «От Толстого к Метерлинку» бельгийского критика Вильяма Спета (William Speth), помещенную в журнале «La Belgique», №1, janvier 1911, находя в ней множество ошибок, но затем переходит к более серьезному тону. Это письмо от 15–17 января 1911.
…действительно ли Толстой подчинял искусство морали? И, мне кажется, нет. Правда, Толстой, считая искусство и науку органами человеческого сожительства, считал необходимым гармонию меж искусством и моралью. Но кто этого не считает? <���…>
В чем же дело? А дело в том, что у Толстого искусство – по определению – религиозно. Сущность искусства Толстой понимает как религиозную сущность, без которой вообще нет искусства, а есть лишь подделка под искусство. «Искусство всегда было религиозное, т.е. всегда имело целью вызвать в людях уяснение того отношения человека к Богу, до кот<���орого> достигли в известное время передовые люди того общества людей, в кот<���ором> появилось искусство. Так это должно быть по существу дела » (О Шекспире) [471]. Очевидно, различие между искусством моральным по существу дела и искусством, подчиненным морали, слишком тонко для Спета, а между прочим, различие это есть различие основное, и чтобы подчеркнуть его, проведу аналогию. Во всяком государстве искусство подчинено действующим законам, подчинено юридическому началу, – из этого не следует, что искусство в существе своем носит юридическое начало. С моралью же – в понимании Толстого – мы имеем обратный пример.
А между прочим – различие это не замечено не только этим Спетом, но и Валерием Брюсовым. Я уже писал о его статье с его точки зрения , но ведь любопытно то, что он вообще отвечает не на идеологию Иванова и Блока. Ведь Иванов и Блок именно и утверждают, что искусство по существу религиозно, Брюсов же его понимает по-спетовски – будто искусство должно подчиниться уже готовой религии или готовой философии. Иванов говорит, что ценности искусства по существу религиозны, Брюсов «разбивает» его, исходя из того пункта, что ценности искусства и ценности религии суть различные вещи. При таком условии разбить можно что угодно.
Но что же такое искусство по существу для Спета и Брюсова. Мне кажется, их можно разобрать с точки зрения Тредиаковского: в поэзии имеется два элемента – «стихи писать» и «быть поэтом» [472]. Ведь вопрос и искания Иванова, Толстого и «большинства русских писателей» направлены по второму пункту: «Что значит быть поэтом?» Брюсов же и Спет знают только один элемент – «стихи писать», и как бы ни назвали сущность этого «быть поэтом», они справедливо заявят, что «писать стихи» и эта сущность – 2 различные вещи и прибавят пословицу: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник», но переведем эту фразу на язык спора, и у нас выйдет: «Беда, коль стихотворец захочет быть поэтом». И ясно, что Брюсов борется не в защиту поэзии, а в защиту стихотворчества против поэзии. Как это ни печально, но это так.
___________
Работа моя над Онегиным подвигается к концу. Все же она отнимает много времени: в Онегине свыше 5 тыс. стихов. Кстати, придется переделать работу над Демоном, т.е., собственно, переделать вычисления, т.к. запись уже сделана. Кстати, мне очень печально, что ни ты, ни твой брат ни словом не обмолвились по поводу моих ритмических работ. Чем объяснить это отсутствие интереса к вопросам ритмики? Тем ли, что работа моя сама по себе неинтересна или чем-нибудь иным? Ответь. Я лично не знаю, что думать (10.19. 5 и об.).
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: