Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 2: За пределами символизма

Далее – ты в 63 письме сказал: «он (Брюсов) говорит, что в понятие ”ритма” входят рифма и т.д.». Я недавно получил «Аполлон» и имел возможность прочесть статью Брюсова [455]. Там ничего подобного нет. Начнем с того, что Брюсов пишет не о ритме вообще, а о методах изучения стихотворной ритмики. Поэтому очень трудно было требовать и ждать от него «выяснения понятия ритма». Таковое было бы неуместно. Далее, говоря, след<���овательно>, только о форме ритма, он заявляет, что рифмы и проч. суть факторы [456]. Надо обладать значительной логической близорукостью, чтобы смешать факторы с содержанием понятия . Сообщи, сколько у тебя по логике в Атестате <���так!>.

___________

Кстати, ты указываешь на эту статью Брюсова как на совпадающую с моими исследованиями (ты даже еще хуже для меня пишешь, как будто я только приближался [457]к тому, что Брюсов взял да и написал). На самом деле Брюсов напоминает о детских вещах со специальной целью устыдить Белого, в моих же «исследованиях» имеется основная мысль, очевидно, неизвестная Брюсову – мысль о сравнении действительной ритмики с вероятной, и эта именно мысль позволила мне открыть закон градации цезур (т.е. то, что определяющее значение в стихах данной конструкции имеет не только пиррихий, а сперва первая группа до цезуры, затем вторая и т.д.) и тенденцию Лермонтова к амфибрахическому началу стиха.

Статья Брюсова мне ничего нового не дала. Замечаю я это не для того, чтобы придать лишний вес своим заметкам, а чтобы реабилитировать себя от довольно печального для меня сообщения, что я лишь «приближаюсь к статье Брюсова».

Но не о том вопрос. Ты отмечаешь статью Брюсова о ритмике, а не отметил статей 8-го №, о кот<���орых> происходит полемика [458], и к кот<���орым>, действительно, мои предыдущие заметки (о стиле и пр.) довольно близко приближаются [459].

Я оставлю эти статьи пока в стороне, меня удивляет более ответ на них Брюсова, на кот<���орый> уже отвечал Белый [460]. Отвечу и я, хотя и не в «Аполлоне», а в частном письме к тебе.

Может ли чистая эстетика быть чистой.

___________

Чтобы сговориться с Брюсовым, надо хотя бы гипотетически найти общие пункты. Возьмем за такой пункт слова Брюсова: «От поэтов я прежде всего жду, чтобы они были поэтами» [461]. Выбрать этот пункт побуждает то, что Брюсов считает его основным тезисом своей статьи. Иначе говоря – нам дороже всего само искусство , кот<���орое>, как говорит Брюсов, «автономно: у него свой метод и свои задачи» [462]. Точно.

К этому прибавим другой пункт. Нам дорого, чтобы искусство развивалось, а не почивало на лаврах «десяти тысячелетий» [463], как это подсчитал Брюсов. Именно к этому десятку желательно прибавить еще не одно тысячелетие.

Этот пункт, надеюсь, будет тоже по вкусу символисту. Правда, Брюсов говорит о чем-то уже достигнутом: «Символизм есть метод искусства, осознанный в той школе» [464]. На это да позволено будет возразить, что, в сущности, никакого осознания не было. Мне нет нужды повторять слова разных символистов. Достаточно того, что Mallarmé все видел в suggestion, ныне всеми символистами покинутый, что Мореас заявил, что символизм отличается тем, что никогда идею не сознает чистой – всегда облеченной в аналогии и чувственную форму, что Матерлинк видит в символизме возрождение мистики и романтизма, что Реми де Гурмон находит его формой идеализму и т.д. Ясно, что никакого определенного метода искусства символизм своим именем не объединил, и это не я первый открываю, и Брюсову это должно было бы быть небезызвестным. В символизме раздался протестующий возглас против старых школ, этим протестом он жил, и едва его стали признавать, как он перестал существовать, постепенно сливаясь с парнасизмом, классицизмом и пр. [465]Понятно, я говорю о «символизме» не с точки зрения Иванова, а о историческом символизме Брюсова. Символизм был «манерой», а до метода ему далеко. Впрочем, Брюсов и не указал – что это за таинственный метод, очевидно, стесняясь повторять слова Мореаса или кого-нибудь другого. Но оставим это – вопрос идет не о том.

Ясно, что и символизму нечего покоиться на вымерших поэтах, а сила его в устремленности.

Итак, мы приходим к тому, что искусство или символизм (автономный и т.д., имеющий свои задачи и проч.) должен двигаться вперед. Спрашивается – где взять двигателя.

Брюсов привел ряд примеров, коими он хочет доказать то, что этот двигатель – в самом искусстве. Оставим в стороне примеры ружья и молотка. Изощряться можно и на них, но аналогия между искусством и молотком мала [466]. Осмелюсь взять примеры из самого искусства и из иных областей человеческого духа. Архитектура – искусство автономное и т.д. Но двигателем является потребность в постройках, потребность практического порядка. Математика – наука автономная, – но двигателем и здесь является потребность в измерениях и индустриальные нужды. И т.д. Одним словом, мы видим, как совершенно автономные явления духа не отказываются от того, чтобы их двигателем был практический интерес и ближайшие цели лежали не в них, а в том, что ими создано будет. И молоток – продукт металлургического завода, а рассчитан отнюдь не для металлургических задач (впрочем, бывают разные молотки).

Может ли искусство обойтись без побочного двигателя. 10 тысячелетий показывают, что не всегда. Нередко религия являлась двигающей силой искусства. Живопись и пение часто служили двигателями. Достаточно вспомнить примитивы и историю контрапункта. Искусство и тогда оставалось искусством, но из него именно «пили ликер». И это не знаменовало «упадка».

И что это за потребность, лежащая в самой сфере искусства, которая сумела бы двинуть искусство дальше. Эстетическая потребность может быть с успехом удовлетворена произведениями тысячелетий. Даже исключительные любители «символизма» <���не> сумеют потратить все свое время на чтение символистов, слушание символистской музыки и смотрение символистских картин.

Откуда же цель потребность <���так!> нового и нового. Брюсов здесь предлагает аналогию с кулинарной книгой [467]. Но в кулинарии развивающей силой является не столько потребность, сколько изменяющиеся кулинарные силы человека, матерьял и проч. Да и вообще хотелось бы, чтобы искусство развивалось несколько быстрее кулинарного искусства.

Робер де Суза объясняет это естественным исканием «новизны» [468]. Объяснение хитрое – как passé-partout, годится для всего. Но эта «потребность новизны» должна требование нового предупредить отвращением к старому. А вот на деле нам дорого и старое искусство (и не только «забытое», как то еще объясняет Суза), а все же хочется нового, и в новом чего-то ищут.