Омар Хайям - Рубайат Омара Хайяма

Земля молчит о том, кто дал ей свет;
И темен моря стонущий ответ;
Безмолвны твердь и хор ее светил,
То скрытый рукавом зари, то нет.

И я с тоской воззвал: «Где факел тот,
При свете коего Судьба ведет
Своих детей, блуждающих во тьме?»
— «Чутье слепое», — молвил неба свод.

Тогда прильнул устами к чаше я,
Дабы познать источник бытия.
И мне уста ее шепнули: «Пей,
Пока ты жив! Жизнь коротка твоя»

И мнилось, глиняный сосуд давно
Когда-то жил, лобзал и пил вино;
А ныне поцелуи не дарить,
Лишь принимать устам его дано.

Раз к гончару привел меня досуг.
Он глину влажную месил… И вдруг
Из недр ее чуть внятную мольбу
Услышал я: «О, осторожней, друг!»

И разве не идет из века в век,
Сопровождая поколений бег,
Предание о том, что создан был
Из влажной глины первый человек?

И капля каждая вина, на грудь
Земли упав, находит в недра путь,
Чтоб потушить огонь тоски в очах,
Давно в глуби сокрытых где-нибудь.

Как на заре, подняв чело, тюльпан
Вливает горнего вина дурман,
Так пей и ты, покуда Рок тебя
Не опрокинет, как пустой стакан.

Равно земле и небу вопреки,
Грядущее презренью обреки
И утопи персты свои в кудрях,
Как юный тополь, стройного саки [10] Саки — виночерпий, кравчий. .

Ты пьешь вино, уста целуешь ты,
А завтра ждет их царство Пустоты;
Ты сам — ничто за жизненной чертой,
Такое же ничто и до черты.

Пока на розах мы с тобой сидим,
Пей гроздий сок. Когда же серафим
Тебе темней напиток поднесет,
Прими его, душой неколебим.

Ведь если чужд душе презренный тлен
И ей дано цвести средь райских стен,
То не позор, не срам ли для нее,
Смирясь, терпеть земной темницы плен?

Что наша плоть? Шатер, где отдохнуть
Прилег султан, чей в царство Смерти путь…
Его с зарей разбудит черный страж, —
У входа гость другой какой-нибудь.

Не мни, что Жизнь, закрыв навеки счет
Тебе и мне, в бездействии замрет:
Мильоны пенных брызг, подобных нам,
Бессмертный Кравчий пролил и прольет.

Когда тебя накроет смерти тень,
Над этим миром не померкнет день:
Вселенной столь же безразличен ты,
Как морю брошенный в него кремень.

В пустыне Хаоса на миг прильнуть
К колодцу Жизни нам дано… А чуть
Зашла звезда, уж караван спешит
К заре Небытия. Готовься в путь!

И если в тайну мировой души
Проникнуть хочешь в этот миг — спеши!
Как распознать, где истина, где ложь
И что над жизнью властвует в тиши?

Меж истиной и ложью только нить;
Где ж тот алиф [11] Алиф — первая буква арабского алфавита. , которым бы открыть
Сумели мы к Сокровищнице путь
И к Самому Владыке, может быть?

Чьим скрытым духом, как огнем, согрет
Расколотый на бездну тварей свет?
И все они — от рыбы до луны —
Меняются и гибнут; Он же — нет.

Он зрим на миг — и вновь завесой скрыт,
Что между тьмой и зрелищем стоит,
Которое, чтоб вечность коротать,
Он сам творит, играет и глядит.

И если нынче тщетно острый взгляд
То в прах земли, то в блеск небесных врат
Вперяешь ты — чего ж от завтра ждать,
Когда на очи ляжет смертный плат?

Освободись от суетных забот,
Направленных на этот мир и тот!
Не лучше ль пить с весельем гроздий сок,
Чем ждать в тоске пустой иль горький плод?

Не мало лет прошло с тех пор, друзья,
Как новым браком сочетался я:
Бесплодный Ум от ложа я прогнал,
И дочь Лозы — теперь жена моя.

Как «есть» иль «нет», так «вверх» и «вниз» равно
Определять умею я давно, —
Однако изо всех наук в одной
Я был глубок — в науке пить вино.

Мой календарь — так слух идет окрест —
Исправил год по указанью звезд…
О нет… но в нем для мертвого «вчера»
И «завтра» нерожденного нет мест.

Намедни в кабаке сидел я… Вдруг
Передо мной явился райский дух;
Он на плече сосуд из глины нес
И молвил мне: «Испей вина, о друг!»

Пред непреложной логикой вина
Все семьдесят две секты — ложь одна;
И власть ему, алхимику небес,
Медь жизни в злато претворять дана!

Вино — непобедимый грозный шах.
Он с заколдованным мечом в руках
Скорбей и страхов черную орду
Преследует и повергает в прах.

Ведь если хмель — питомец божьих рос,
Мы поносить не смеем пьяных лоз.
То дар благой… Так примем же его!
А если злой, то кто его поднес?

Ужель, расплатой повергаем в страх
Иль упиваясь нектаром в мечтах,
Я от вина земного отрекусь,
Пока сосуд не превратился в прах?

О, свет надежд! О, черных страхов гнет!..
Одно лишь верно: эта жизнь течет.
Вот истина, все остальное ложь:
Цветок отцветший вновь не расцветет.

Не странно ли? Никто из тех, кто раз
Уже проник в ворота Тьмы до нас,
Не возвратился рассказать про путь,
Куда вступить и нам настанет час.

Все откровенья мудрецов земли
И тех, кому виденья душу жгли, —
Лишь сны; они их рассказали тем,
Кто им внимал, и снова спать легли.

Я душу посылал в незримый Край:
«Лети, душа, и, что нас ждет, узнай!»
И мне она, вернувшись, принесла
Такой ответ: «Во мне и ад, и рай».

Рай — воплощенных грез виденье, ад —
Тень от души, расплавленной стократ;
И эта тень — на Тьме, откуда мы
Вчера пришли куда идем назад.

Куда игрок направит мяч, туда
Летит он безо всяких «нет» иль «да».
Куда наш путь? Об этом знает Тот,
Тот, только Тот, кто бросил нас сюда.

Нас на доске ночей и дней вперед
И в стороны, как пешки, Рок ведет;
Порою вместе сталкивает, бьет
И друг за другом в ящик вновь кладет.

Что мир наш, в совокупности своей,
Как не игра магических теней?
Над сценой солнце, как фонарь, горит,
И люди-призраки скользят по ней.