Теодор д'Обинье - Трагические поэмы

Уже давно Обинье докучал предостережениями всем, кто вершил дела, и не было собрания, где бы он не возглашал о том, чему научил его долголетний опыт. Но, главное, он составил себе представление обо всех благах и отличиях, коих с тех пор удостоился Гаспар Барониус, племянник кардинала, призванного к познанию Бога за осуждение на смертную казнь маленького капуцина в Риме [729] Об осуждении в Риме на казнь маленького капуцина упоминается в «Трагических поэмах» (см. «Огни», ст. 1205). ; благодаря влиянию дяди и собственным богатым дарованиям Гаспар добился вступления в конгрегацию, названную Propagazione della Fede [730] Распространение веры (ит.). и шел в число трех лиц, ежегодно посылаемых этим советом в разные страны Европы с поручением составлять отчет о положении в христианском мире. По пути в Испанию он, имея при себе довольно золота и подлинных сопроводительных писем, бежал в Бриансон к господину д’Эдигьеру, который отправил его через местного консула в Париж и там представил собранию в доме герцога Буйонского. Выслушать Гаспара были уполномочены этим обществом Обинье и господин де Фегре. Прибывший представил им записи обо всем христианском мире, разделенном на области, показав о каждой две тетради, на одной из которых было написано: Artes pacis [731] Искусство мира (лат.). , на другой — Artes belli [732] Искусство войны (лат.). . Когда Обинье и Фегре пожелали ознакомиться с делами наиболее угрожаемой области, этот человек прежде всего показал им Rhetorum commentarios [733] «Замечания о ретах»; очевидно, имеется в виду народность, населяющая восточную Швейцарию и северную Италию, говорящая на ретороманском языке. , упомянув, что преследования должны возникнуть и поднять стяг крестового похода именно здесь. Вот почему Обинье обнаружил искусство в предсказаниях и стал докучать ими, а не потому, что держал у себя в доме некоего немого, в чем его впоследствии упрекали. Дело достаточно необыкновенное и стоит познакомить вас с этим немым.

Это был человек (если можно назвать его человеком, ибо ученейшие люди считали его демоном во плоти) на вид лет девятнадцати или двадцати, глухонемой, с ужаснейшими глазами и рожею свинцового цвета. Он изобрел азбуку жестов рук и движений пальцев, при помощи которой великолепно изъяснялся. Он провел лет пять в Пуату, удалившись в Ла-Шеврельер, а потом в Уш, где вызвал всеобщее восхищение, угадывая все, о чем его спрашивали, и указывая, где находятся потерянные в этой области вещи. К нему иногда приводили тридцать человек, которым он перечислял всех их предков, занятия их прапрадедов, прадедов и дедов, количество браков, количество детей у каждого и, наконец, все деньги, монета за монетой, в каждом кошельке. Но все это еще ничто по сравнению с проникновением в предстоящие события и сокровеннейшие мысли, за которые он заставлял всех краснеть и бледнеть. И пусть знают господа богословы ( сомнений которых следует в этом случае опасаться), что познакомили Обинье с этим чудовищем наиболее уважаемые местные пасторы. Прибыв к себе домой, Обинье запретил своим детям и слугам под страхом наказания выведывать у немого будущее, но так как nitimur in vetitum [734] Мы стремимся к запретному (лат.). , они расспрашивали именно об этом.

Пришлось бы написать особую историю, чтобы рассказать вам, как этот человек показывал, что делают и что говорят все французские вельможи в ту минуту, когда его о них спрашивают. В течение месяца у него старались узнать о дворе: в какие часы король гулял и кто с ним в этот день говорил; хотя все это происходило на расстоянии ста миль, ответы немого никогда не оказывались ошибочными. Однажды женщины из дома Обинье спросили у немого, сколько лет проживет король и какой смертью умрет. Немой показал им знаками три с половиной года, карету, город, улицу и три удара ножом в сердце. Он изобразил все, что теперь делает король Людовик, морские сражения при Ла-Рошели, осаду этого города, срытие его укреплений, гибель партии и множество других событий, которые вы сможете найти в моих «Семейных письмах», готовящихся к печати. От многих людей, служивших в доме, где вы живете, вы узнаете, что все это правда.

Враги Обинье, стараясь обесценить его предсказания, заявили, что он узнал будущее от немого; подобным подозрением они лишили силы его благие советы. В действительности же он свято соблюдал решение никогда не спрашивать у этого орудия некиих сил ни об одном предстоящем событии; только благодаря многолетнему опыту он предсказал то, что впоследствии совершилось.

Итак, он подал заявление двум собраниям в Ла-Рошели, желая передать свои обязанности и крепости в руки верных людей, а также отнять их у герцога д'Эпернона и епископа майезэского, вступивших с ним в переговоры через посредников. Часть собрания охотно согласилась на это, но городское управление Ла-Рошели выступило против Обинье. Народные синдики, которые были за него, выбрали поверенным Бардонена, чтобы поддержать требования Обинье. Но подкупленный адвокат предложил срыть Доньон и Майезэ, если это возможно. Через месяц господин де Вильруа написал Обинье в Майезэ следующее: «Что скажете вы о ваших друзьях, ради которых вы потеряли восемь тысяч франков пенсии, отказались от прибавки в пять тысяч, лишились еще королевской милости и столько раз рисковали собственной жизнью? Они назойливо требуют срытия вашей крепости. Я ничего не меняю в выражениях ваших друзей; если бы вам предстояло ответить на подобный вопрос, что бы вы сказали? Запрашиваю вашего мнения».

Ответ гласил: «Сударь, если вам угодно узнать мой ответ на прошение жителей Ла-Рошели, вот он: да будет так, как они требуют — за счет истцов».

Когда господин де Вильруа сообщил совету эти две строки, председатель Жанен гневно сказал, что прекрасно понимает смысл этих слов. «Значит, — пояснил он, — Обинье не боится ни нас, ни их».

Эти слова, а также меры, принятые Обинье для защиты крепостей, побудили его врагов поручить маршалу королевской армии Виньолю узнать, на чем основана эта дерзость. Виньоль явился к Обинье как друг и как человек, воспитывавшийся под его руководством у короля. Он принес два известия: первое — о значении и силе Доньона, упомянув по первому вопросу, что Ла-Рошель можно будет осадить лишь в том случае, если река Севр, протекающая меж этих двух крепостей и питающая две трети территории Испании, будет свободна для перевозки провианта королевской армии. Провиант обойдется слишком дорого, ежели поставщики станут переправлять его по Севру и Мозэ, платя пошлину этим крепостям, и к тому же им понадобится вооруженный эскорт, или же все пропадет. Он сообщил еще связанные с этим другие известия. Что касается военной силы, то, по его донесению, Майезэ по-прежнему стоит основательной, королевской осады и что труднее осадить Доньон, чем взять Ла-Рошель. После этого были отправлены чиновники вести переговоры по упомянутым вопросам. Первым уполномоченным был назначен господин де Монталон, а заместителем его