Array Антология - Времени тонкая тень

Они пересекли площадь и вошли в такую же дверь, из какой вышли. Ручка была в виде языка, свисавшего из пасти змеи, – нет, не змея то была, а змей. Дракон, извивающийся чешуйчатыми кольцами. Чешуя казалась оплавленной. Оплавлены, полустерты были и черты лица, и фигура сидевшего на драконе всадника. Да и ручку словно измяло – лишь бронзовый блеск, наведенный руками, иногда берущимися за нее, говорил об обитаемости места.

За дверью был зал, тускло освещенный окошком под самым потолком и такой же масляной плошкой, как у бритого парня. Кажется, опять галерея статуй. Дальше этого зала их не пустили. Такой же молодой и бритый, в таком же латаном плаще, прямо брат-близнец, шагнул навстречу и произнес повелительную фразу. После короткого разговора исчез и вновь возник с чашкой и лепешкой в руках. Еда! Оказывается, Савостин был зверски голоден. Сжевал лепешку, не разобрав вкуса, выхлебал чашку единым глотком – кажется, это был местный жирный и соленый чай. Горячий, аж слезы брызнули. Но после него тело стало лучше слушаться.

– Лацаб ждет, – сказал «близнец». И добавил, поманив рукой: – Зюда.

Савостин понял: сюда. «Ждет» – тоже было понятно. Кто ждет – выяснится по месту.

После каких-то запутанных темных коридоров он очутился в комнатке, увешанной цветными, расписными тканями, совсем без окна, освещенной свечами, горевшими необыкновенно пахуче. В углу сидел, собравшись в комок, сморщенный старичок. А рядом, прямо на полу, была устроена постель, и на ней, закинув голову, спал Чорос.

Водопад остался позади, и порядок движения процессии восстановился. Во главе шел лацаб – правая рука настоятеля монастыря-хийда, тот самый сморщенный старичок. Это он услышал предсмертный ужас Чороса, падающего в бездну вместе с дикой, бешеной водой. Яростно борясь за жизнь, сибиряк сумел зацепиться за камень в кромешной тьме, заползти в пещеру ниже уровнем, отдышаться. А потом лацаб целые сутки жег курения и призывал долгую жизнь тому, кто избран принести весть, – и призывы эти достигли внутреннего слуха бедствующего, и он полз и полз по никем не хоженым уже тысячу лет норам и щелям, пока не встретил служку, посланного лацабом. Только тут последние силы покинули техника поисковой экспедиции – но уже там, куда не пускают смерть просто так. Теперь оба члена поисковой группы, перепоясанные синими шарфами, символизирующими небо и разум, шли за Намгбу, который держался от лацаба в двух или трех шагах и делал привычное – нес приношение из молока и меда. А позади поисковиков шли два послушника с гирляндами цветов и пели мантры.

Намгбу, скрестив ноги, сел перед каменным столпом, на котором Савостин заметил изваяние, и возлил напиток. Поставил свечку в пиалу. Поплыл благовонный дым. Колыхались в дыму стены пещеры, плыли, искажались лица и тела стоящих вокруг. Сливались в двухголосие стон, идущий из камня, и песнопение. Потом присоединился третий голос. Низкий, слышимый даже не ушами, а костями, коленями, хребтиной. Дрожь пронизала геофизика, ноги сами сорвались с места… куда? – нет, это подбросило, оторвало от земли силою самой земли. Столп из многих витых стволов дрожал и расседался, сыпались камни, и вдруг Чорос крикнул:

– Человек! Упадет!

И стремглав кинулся вперед. Басовый гул Земли перешел в грохот, столп рассыпался окончательно, Чорос стоял среди обломков и держал почти что на руках человека. Савостин перемахнул груду камней одним прыжком и подхватил бессильное тело. От него пахло скотным двором, терпким потом, дымом и травами. До того резко, что выедало глаза. Открылся беззубый рот и прохрипел какие-то слова. Сбоку раздался стон лацаба – полузасыпанный камнями, ветхий монах нашел-таки силы привстать и ответить ясной, звонкой фразой. Чорос дернул головой в сторону начальника и сказал:

– Говорит, деревом звезду снял с неба. Тебя выбрал, тебе семечко дерева.

Пречистенка оправдывала свое название – снег падал действительно пречистый. Плавно снижаясь, голубоватый, крупновырезной. Как диковинная небесная листва в листопад. Савостин сидел в рядах для приглашенных гостей и слушал. Докладывали здесь, в Рериховском центре, только что восстановленном по случаю столетия памяти Николая Константиновича, те, кто разбирался. А он, среди таких же, имеющих отношение, но сбоку, – слушал.

Над кафедрой висела карта звездного неба Северного полушария. Только что некто возбужденный, словно фехтуя указкой с неведомым противником где-то в Тельце, вывалил на слушателей охапку цифр, относившихся к сверхновой SN 1054, к Крабовидной туманности. Перемежая астрономию с чтением отрывков текста почти что на родном языке Чороса.

Книгу, из которой были выписки, Савостин видел. Там, в обгорелых стенах под оранжево-кирпичными скалами и фиолетовым небом. Почти черный, очень темно-бурый кожаный переплет, видавший на своем веку – своих более чем двенадцати веках, говорил лацаб, сморщенный старичок по имени Бол сан – пожары, нашествия, расклейки, склейки, руки многих читателей. Болсан знал по-русски десяток бытовых фраз, не больше. Понимал его только Чорос. И как мог, переводил.

Выходило, что в тысяча пятьсот девяносто седьмом году – это уже в Москве Савостин узнал, что от тибетского счета Болсана нужно отнять пятьсот сорок три года, тогда получится 1054-й год новой эры – человек, которого выбрали где-то там, далеко, посадил в соседней долине семечко дерева. Дерево выросло – и в урочный день проглотило (Чорос сказал именно так) весь жар огня, который зажгли… – Тут техник опять долго подбирал слово, но в конце концов решился и выдохнул: – Духи, то есть черти. Где-то там, не на Земле. Однако, чтобы вырасти, оно вначале проглотило того, кто выращивал. Сделало своей частью.

А в других краях, например в стране желтого царя, огонь в небе было видно днем. Ярче солнца горел! И люди убивали людей, и были болезни, и высохла вода в реках.

– Желтый – китайский, что ли? – спросил Савостин у товарища по маршруту. Слово «китайский» Болсан, оказывается, знал – и закивал.

– Итак, – возвысил голос докладчик, – нашей группой был исследован переплет данного манускрипта. При рентгеновском просвечивании внутри была обнаружена металлическая пластина с отверстиями, расположение которых соответствует расположению звезд в созвездии Малой Медведицы. Изображение созвездия ориентировано: Полярная звезда находится вверху пластины. Получив разрешение на вскрытие переплета, мы извлекли пластину и в ультрафиолетовых лучах сфотографировали в нижней ее части еще одно изображение созвездия, не чеканенное, а травленое и простым глазом в обычном видимом свете незаметное…

Рядом с картой появилась увеличенная фотография. Действительно. Вот указка коснулась карты – Орион, вот фотография – тот же контур. Орион, и точно. Одна звезда словно бы выделена. На современной карте – Бетельгейзе.