Лидия Капуцына - На грани дня и ночи. Избранные стихотворения

Судьбы моей сплетён венок:
Есть дети, муж, стихи, работа,
Наверное, ещё есть что-то,
И много есть, конечно. Но —

Мне тридцать лет…

Замужества итог печальный —
Невнятный бред коротких лет,
Взгляд исподлобья, взгляд прощальный,
И вот тебя отныне нет.

Мой милый, что меж нами было?
Любовь? – Да нет. Семья? – Увы.
Что было, всё ушло и сплыло,
Осталось памятью молвы.

Ни добрым и ни злобным словом
Друг друга мы не помянём.
Случайно встретились – и снова
Своей дорогою пойдём,

Друг друга мы легко забудем,
И не надолго – навсегда.
Нам хорошо когда-то будет,
Мне – может быть, тебе – о да!

И всё-таки меж нами, милый,
Не только было, но и есть.
И это – связь особой силы,
И это – будущего месть

За то, что мы с тобой в разлуке,
За то, что вместе быть нельзя,
За эти маленькие руки,
За эти детские глаза.

И мы поймём, что так случайно
Расстались мы в июньский зной.
Замужества итог печальный…
А мог бы быть совсем иной.

Как был отвратителен этот июнь!
Стыдливое солнце, тоскливые тучи.
Надежды на лето?
На них можно плюнуть.
Лето явилось, меня чтоб измучить.

Так думала я и шагала по лужам,
Продрогшая, мокрая, полубольная,
И знала – никто мне на свете не нужен,
И больше других не нужна мне сама я.

Но в этом холодном, проклятом июне,
Где всё так уныло и жутко сплеталось,
Тебя я узнала, мой милый, мой чудный,
Тебя обнимала, тебе улыбалась.

Как был замечателен этот июнь!

Стихи я написала слишком поздно.
Мне надо было их писать тогда,
В то лето, когда тягостно и грозно
И грузно с неба падала вода.

Стояли лужи. Тихо мокли клёны.
Тоской пробитый день сползал в овраг.
Ты был уверенный, нахальный
и влюблённый.
И я решила – осторожно! Враг!

Не подходили ни судьбой, ни статью,
Не совпадали телом и душой.
И как смогла тогда, в июне, стать я
Счастливою, любимою, одной-
Единственной?..

Чем больше город, одиночество острей.
Я задыхаюсь в блеске фонарей,
В толпе – от взглядов, от прикосновений,
Легчайших, невесомых, словно тени.

Чем больше город, тем острее одиночество.
О, как разъять невыносимо хочется
Петлёю захлестнувший меня круг —
Всей крепостию слабых женских рук,
Всей яростью палящего огня,
Всей нежностью, взрывающей меня!

Чем больше город, тем острее одиночество.
Где ты, воздавший мне такие почести,
Строптивую – спокойно покоривший,
Холодную – взрываться научивший,
Усталую – неутомимой быть
И так самозабвенно полюбить,
До самоисступленья, до предела
Отдать тебе всё – мысли, душу, тело?

Чем больше город, тем острее одиночество.
Перевернуть мне этот город хочется!
Москва, моё томление и грех,
Моё смятенье, мой – к чему? – успех,
Все улицы твои – как западня,
Его скрывающая от меня,
Упрятавшая в миллионы лиц.
Жестока ты, столица из столиц!

Чем больше город, тем острее одиночество.
О, никому ненужных храмов зодчество!
Возможно, он из памяти изгнал
Лицо моё, глаза мои, вокзал,
Где падали последние слова,
И всё-таки – верни его, Москва,
Забывшего, отдай его скорей!

Чем больше город, одиночество острей.

Мне почему-то пишется в Москве.
Наверное, всё дело в том – столица!
Обилье шума, света, ноги, лица —
Ну как тут не писать, не вдохновиться?
Мне потому и пишется в Москве.

Мне почему-то дышится в Москве.
Конечно, удивительного мало —
Озон, газон и смога не бывало,
Как только ветром тучу разогнало.
Мне потому и дышится в Москве.

Мне почему-то верится в Москве.
Нет, не слезам, им и Москва не верит.
Я вместе с ней захлопываю двери
И прищемляю нос тоске, безверью.
Мне потому и верится в Москве.

И только лишь одно мне не даётся
И ускользает – из ладони солнцем,
Под каблуком вдруг брызнувшим оконцем
лужицы. Мне всё дает Москва —
Улыбки, веру, воздух и слова.
Провинциалку, кажется, любя,
Одно мне не даёт Москва – тебя…

Ты оттолкнул меня и уходил.
Проснулась я от крика и от боли.
– Что, маленькая, что с тобою? —
Ты рядом был. И ты меня любил.

Сначала ты ушёл из моих рук,
Беспомощных и столь обидно слабых,
Что удержать тебя я не смогла бы —
Не удержала! – от тоски разлук.

Потом из комнаты моей ушёл.
Остался в ней, как память о запретном,
След от забытой нами сигареты.
Его несёт покорно белый стол.

Потом ушёл из дома ты, в котором,
Сурово мою нравственность блюдя,
Повышенная бдительность вахтёров
Встречала подозрительно тебя.

И город мой тебя не удержал.
Он был неласков и лишал иллюзий,
Дождями сёк. Противник и союзник,
Он нас, как в угол, в комнату загнал.

Но я прошу – не уходи из снов,
Где был чужим, где холодом казнил,
Небрежным жестом, равнодушьем слов,
Но в них ты был. Ты понимаешь – б ы л!

Не уходи совсем…

Надо мной судьба уже не сжалится —
Это кем-то свыше решено.
Чудом неожиданным не явится
Краткое свидание – одно! —

Где бы, задыхаясь от восторга,
Повторили снова тот маршрут:
Сквер, вахтёр, общага – наших оргий
Жалкий и божественный приют.

Налетевшей незаконной страсти
Было всё равно, где бушевать,
И свидетелем безумья и участником
Стала общежитская кровать.

Были отвоёваны мгновенья
У твоих карьеры и жены,
У моих фатальных невезений,
Комплексов тревоги и вины.

И хранят, наверное, те стены
Память, как из зелени болот
Вырвалась – из лени, тлена, плена! —
Наша торжествующая плоть.

Но судьба моя взмахнула палицей,
А твоя была с ней заодно…
Надо мною Бог уже не сжалится —
Это мною твёрдо решено.

Я худа и некрасива,
Некрасива и худа.
И идёт неторопливо
Вслед за мной моя беда.