Николай Игнатков - Я люблю тебя

И проникала им туда.

И все кружилось вроде вальсом,

Но все ни так, как мы тогда.

В любви одной искать успеха?

Кто скажет мне, – Да, не смеши.

Одной любить – себя потеха,

Спеши или ты не спеши.

Своя рука руку ласкает,

Друг друга им ведь не понять.

И ничего не возникает,

Когда берешь себя… И брать,

Всегда приятней у другого.

Вот помнишь, как брала я в рот?

Смотрел в начале ты сурово,

Ну а потом наоборот.

Тебя одно лишь волновало,

Другим я делала минет.

– Нет, нет любимый отвечала.

И на лице твоем ответ,

Оставит четкий отпечаток,

И так живем мы много лет.

У нас с тобой все без перчаток,

В сердцах горит той страсти свет.

А помнишь, как ласкал мне спину,

По ягодицам и туда.

Мне бы увидеть ту картину,

И записал ты все тогда.

Теперь смотрю как раздвигаешь,

Ведешь его по тем губам.

В меня тихонько проникаешь,

И вижу он весь скрылся там.

Смотрю теперь я вечерами,

Зря что так мало записал.

И счастье булькает ручьями,

И ты нашел ведь что искал.

Вот и теперь поставлю ролик,

Раздвину ноги для себя.

Смотрю что делает соколик,

И я там пальчиком не зря.

И слышу мой набухнет клитор,

И начинаю я стонать.

А там в кино капель для икор,

И начинаю я кончать.

Но это все с тем не сравнимо,

Сама себе не буду врать.

И все ни так и как-то мимо,

Как у тебя волшебно брать.

Засунуть так что по мошонку,

А как ему там хорошо.

А в этом деле много толку,

Ты говоришь, – Ещё, ещё!

От губ моих остался запах,

Ты там понюхай невзначай.

Он на таких настоян травах,

Способен утолить печаль.

Страницы наши я листаю,

Любая нравится теперь.

И в счастье том я засыпаю,

И ты пожалуйста мне верь.

Весна пришла, раскинув ноги,

Стыдливо ляжет на лугу.

И вожделенно смотрят боги,

И дуб увидел, что внизу.

И все внутри заколотило,

Такая охватила страсть.

Листва с листвою говорила,

И дуб боялся не упасть.

Тонкий линией свет проникает в окно,

Раздевает меня и кладет на кровать.

Кто-то скажет теперь это просто кино,

Но не он, а ведь я все должна понимать.

То, что он вытворял не позволю другим,

Но тогда у меня безысходность была.

Он был рыжим совсем и казался седым,

Но умел он свести у реки берега.

Взял меня на лету, проникая во внутрь,

Закружилось там все… Так умел он подать.

И открылась потом его собственно суть,

И ее я теперь буду вечностью ждать.

Весна пленит себя собою,

Ей солнца мало и лучей.

Своей единственной любовью,

Считает суть из мелочей.

Ей нужен секс и постоянно,

И много нужно мужиков,

Любить она не будет рьяно,

Но образ в общем не таков.

Она могла, а значит может,

И в рот брала, и иногда,

Она сама ввести поможет,

Где пропадают навсегда.

А как она умеет сразу,

Людей и нелюдей считать.

Ты ей скажи простую фразу,

Она не будет отвечать.

Один попробовал с размаха,

Её и прямо на кровать.

А ей хватило только взмаха,

И её стали уважать.

Но есть совсем другие тайны,

Она не замужем, одна.

И встречи те не так случайны,

Их провоцирует сама.

Понять ее никто не может,

Там равнодушие и боль.

А тот, кто два в четыре сложит…

Она сама себе любовь.

Но мужиков она прощает,

Бывает ведь и не стоит.

А мелочей не замечает,

Сама с собою говорит.

Один пришел и быстро вышел,

И был ли в ней, и для чего?

И он о ней там, где-то слышал,

Но там не поняли его.

Она сама себя ласкает,

Готовит собственно трактат.

И мужиков всех привечает,

Терпеть не может только баб.

Однажды близкие подруги,

Ей прошептали о любви.

Она свой зад на те услуги…

Они бы сразу не смогли.

Постаревшая дрянь, а хочу мужика,

Я откроюсь ему непохожим лицом.

Все что есть у него все удержит рука,

Только чтобы в руке он был сам молодцом.

По штанинам его я не буду искать,

Не способен стоять пусть лежит для других.

Ну а как возбудить… Положу на кровать,

И сотру в порошок, превращу его в крик.

А где там я, а где там стужа,

Где он надеждами томим.

Он стал теперь мне вроде мужа,

Но наш исход неумолим.

Он любит девок что повыше,

Мой рост его не привлекал.

В меня вошёл… Когда он вышел,

Он объяснил весь свой накал.

Я так на мать его похожа,

И все движения, черты.

Теперь самой мне все возможно…

В любви все делаем Вы.

Любить меня он может сразу,

И надевать свои трусы.

Но только я ему ни разу,

Не показала чистоты.

Наш сек во всем с ним осторожный,

Кончает он, а я дрожу.

И разговор не многосложный,

– Ведь я тобою дорожу…

А мне самой бы надо секса,

Сама и буду ублажать.

На мне ведь нет живого места,

Где не стоит его печать.

Сам бог меня женою сделал,

Сам бог меня везде ласкал.

А тот сегодняшний не первый,

Но показал он свой оскал.

Валятся будет под ногами,

Просить меня в меня войти.

А я пойду к нему шагами,

По очень длинному пути.

На том пути меня полюбят,

Меня там будут целовать.

И все во мне они пробудят,

И будут мёртвые вставать.

Я так могла, я так умею,

Доставить что-то и убрать.

Да! То была моя работа,

Меня не нужно унижать.

А царь царей меня не чище,

Он на экране, он в кино.

А там давно прогнило днище,

Ну а мое, оно мое…

Я в чистоте все содержала,

В своих держала всё руках.

И вот надежда убежала,

Она в штанах и мужиках.

Сама сниму штаны и брошу,

Сама возьму надежду в рот.

И подведу любовь не к грошу,

Введу её я в обиход.

Я утомленная разлукой,

Сегодня не смогу уснуть.

И день, и ночь сплошною скукой,

Себя пытаюсь обмануть.

И с голевую я в подушку,

Себя калачиком сверну.

А мысли все про ту игрушку,

Что так вносила новизну.

По животу какой-то холод,

И между ног стоит туман,

И стыдно мне за этот голод,

Но в голове сплошной дурман.

А за окном метут метели,

Мороз куражится один,

Представим… Если б захотели,

Какой в постели господин?

И слышу скрип балконной двери,

Под одеялом холодок,

Пришел ко мне он неужели?

Ну дал бы воздуха глоток.

А Дед мороз читает мысли,

Ведёт мне чем-то по ноге.

И страхи все мои обвисли,

Он ковыряется в белье.

Трусы снимает осторожно,

Теперь я вся обнажена.

Что дальше будет – думать сложно,

Ведь я морозу не зима.