Александр Трешкур - Попытки

сигает озорник небесный –
дождь, как герой волшебной пьесы,
из облака в речную воду…
себе подобное ища,
он жаждет обрести свободу
с упорством гнойного прыща

живущий, видимо, не зря,
съедая крошку сухаря,
он мне кричит: «ты встал?! зачем?
когда ты спишь, я пью и ем»

на воздуха влажность, торжественность даты
рожденья и смерти, как некую важность,
во славу кастрюль и тарелок лохматых
спиши – и добьёшся хоть раз результата

с порога река – на рога. у гороха
с утра вечеринка тяжёлого рока.
приносят дары дорогие данайцы:
иосифа козью бородку, отраву
в стакане, матрас карабаса и зайца
христа, и похлёбку разини исава.
удавленник-сад шелушащейся кожей
ликует, на старую рыбу похожий.
пророки победы гуляют по саду:
утихнут ли к ночи? комар на улитке
приехал на дачу к маркизу де саду,
идёт по карнизу отец наш великий…
ктоот у всеота словесного сора
уже не возьмёт, самолёты грибные
поднимутся в тёплое небо, и скоро
задышат ушами созданья иные,
и станет заметна их общая убыль.
посадит злодей мефистофель амура
в ту камера пыток, где прыток окурок
абсурда, и дёрнет на кубу гекуба

вода, и ещё раз вода, и ещё –
водица… водичка-заморская-птичка –
сестрица небесная – эта не в счёт,
а к той, что в пруду, золотая табличка
приделана «будет в положенный срок»…
что ж, коль не поёшь – хоть свисти, мой сурок

во сне я был: зады кобыл
(или сады аида?) нынче
не пожалели яблок:: блинчик
с повидлом слопал азраил.
так много глаз и языков
зачем? я ухожу: однако,
пустым, в трамвае дураков
затеяв сам с собою драку

где центр мира? он везде:
сидит ягнёнок на звезде,
а на другой сидит голубка –
её сиреневая шубка
совсем не греет. ночь темна.
бутылка красного вина
томится на столе бессонном.
иголки падают в стога.
легка рука у робинзона,
но тяжела его нога.
с утра нагрето было небо –
спасибо местному царю,
и я на празднике целебным
нетвёрдым временем сорю.
когда при всём честном народе
червяк из яблока выходит,
дневной воды набравши в рот
и застывает в странной позе –
он молчалив и грациозен,
ему не вреден кислород,
хоть он и пахнет керосином…
…спят кабысдохи, по крысиным
делам спешит семейство крыс
садится голубь на карниз:
так в окруженье мыслей резвых
проходит трезвости отрезок…

горит лесная полоса
после дождя зелёным светом
велосипедов голоса
доносятся с другой планеты

по тени ветра дождь по капле
сползает и уже не пахнет
ничем… какого разговора
он результат, поймём нескоро

кто, поощряемый луной,
спустился с неба со слюной
богов нешуточных в кармане?
он призван в тайные войска,
но не пойдёт: он всех обманет –
ишь, крутит пальцем у виска…

бочки бездонной кривой ободок
вешалка точек безвидных ходок
рощи берёзовой хвойный пригорок
на пустыре у страдающих ив
чудище лает обглоданных корок
куча эдип антигона залив
линий собранье пучок мирозданья
свет от гуана метнувшийся к анне.
круглые нити квадратных волос
мёда осиного кус УДАЛОСЬ
возненавидел геракл иолу
дерзкий шалун старикашка весёлый
олух пришил новоявленный мех
к тонкому солнцу бородкою вверх
слово иного уже не желая
стало похожим на страсть менелая
к бывшей идёт фиолетовый снег
с другом-дождём на пирушку калек

и далее по списку: гроздь
рябины чёрной, гвоздь, верёвка,
верёвочка, незваный гость
с супругой (выставить неловко),
копьё, сандалии, упырь
и ангел: прошлую неявку
простил ему, но если пыль
увижу – превращу в козявку

пространство, охраняемое взглядом
от посторонних, с временем одним
всегда и всюду пребывает рядом.
оно сожрёт нас или мы съедим
его, кто знает? будет то, что было
или не будет – в общем, всё равно:
когда февральский снег огнём накрыло,
не причитал состарившийся ной

неужто сможет
дерево-струна?!
даст бог, без кожи
не умрёт страна
и землю лист,
и (позже) дождь погладит
весёлый – сверху вниз:
он не подгадит

александр петрович презренный
мелкий клерк канцелярская крыса
воду пил из самóй иппокрены
и уменьшился в росте и лысым
стал во вторник он вышел из трои,
чтобы в пятницу быть на работе
где количество мыслей что бродят
в голове несомненно утроит

слова, кнутом ударив, снова
поманишь пряником с воловьим
упрямством: «ну же! вот число вам!»
«зачем – не цифры, буквы ловим»

как хорошо нам тут
соединённым болью
вино и мёд текут
из воздуха на волю
у птицы под крылом
собака пишет мелом
играет кот с ослом
мы плачем тоже дело

не видит он что тот закончил смотр
и стало быть не знает что событья
соединясь как чудо из чудес
явили безграничную возможность
употреблять (почувствовав и вес
и форму) персонажи до прививки
иных идей… и хоть он полон сил
едва ль ему простят неосторожность

портфель бросает в небо школьник.
недолго длится сей полёт.
тетрадку ранит треугольник.
теряет книжка переплёт.
кричит школяр: «ну здравствуй школа!» –
как необычен (на беду!)
и молод (бог мой, как же молод!)
последний праведник в аду

меж веток сосновых проносятся тени синиц:
им нынешний холод в диковинку. лают собаки.
борейское море замёрзло под вздохи блудниц.
у ангелов с богом едва не доходит до драки
при виде последних чудес: ведь из них никогда
не выйдет того, что надолго сердца растревожит,
к тому же не век подо льдом пребывает вода,
хоть мышцы её и слабей этой временной кожи