Александр Трешкур - Соответствия

проникнув внутрь горы
разнообразья ради
участником игры
(не вор и не украден
и всё-таки…) портфель
оставив у порога,
берёт бобы, форель
и персиков немного.
орехи, виноград
и сыр ему приносят,
и этому он рад,
и большего не просит.
он знает: все суды
на отдыхе, покуда
у синей бороды
в пособниках иуда

выбросят змеи
зубы свои,
но не сумеют
к богу без виз.
кукол отнимет
стая колбас
у карабаса,
взявши на бас.
будут в пустыне
мёрзнуть слова
но превратится
в зад голова

вот этот: маленького роста,
хромой, он кто? а длинный? гамлет?!
ну, надо же? чей это остров?
какого паладина? храм ли
строенье это? нет?! таверна?!
кто эти с длинными носами?
а эти? дураки, наверно,
хотя того не знают сами.
а тот? он дока в деле ратном?!
здесь слишком много червоточин…
куда попал я? мне обратно
давно пора – уж это точно!

не носили воды, и всё же
говорит он: «довольно стужи!»
говорит он и погибает.
его место займёт такой же:
не имеющий
ни рубашки,
ни штанов,
ни души,
ни тела

глину мне
предлагает
голем
я куплю её
не торгуясь
я собачку
слеплю из глины
научу её
штукам разным
будем жить –
поживать
до срока
а умру я –
меня
оплачет

прокричав, что лета –
ерунда, просто так
научил он летать
всех окрестных собак.
выпив водки стакан,
(он и больше бы смог)
в небо взмыл хулиган.
сохрани его, бог!

это скопище
облаков
бог лесной накормил,
с боков
отщипнув у озёр.
был мил
дождь:
он радовал
чудаков

вершители судеб – соседи.
давайте, мы к вам переедем
с собаками, кошками, скарбом,
гитарой, подаренной бардом.
прихватим венки и вериги…
всё ваше теперь, даже книги

золотое солнце эха –
невостребованный лист.
из пещеры вышел некто
эхнатон монотеист.
у него в корзине сливы,
хлеб и сладкое вино.
слуг оставив суетливых,
он проверил неба дно
и сказал подруге: «нити
солнца – лишь тебе одной.
нефертити, нефертити,
что ты делаешь со мной!»

ветер марту не верен:
после поля слепого –
в лес полез. лесу – лестно,
и напиться есть повод

в хлебных ячейках твоих почтальоны
или скитальцы почище ионы.
так и живёшь: сунул руку – и нет.
тени летают. в тарелках планет
плавают птицы чугунные: в стаю
к лету собьются они и растают

свернись клубком, укройся пледом…
умрёшь – я за тобою следом

когда мороз пойдёт на убыль,
и снег растает сам – без соли,
давай устроим праздник моли,
давай ей отдадим все шубы

город встречает святого петра:
полчища птиц вороватых трескучих
да грозовые свинцовые тучи
будто приметы грядущих утрат

раз в полгода с ногтей молодых
на пленер выезжает мазила.
он без города, как без воды,
двое суток протянет от силы

вода соединиться с глиной
сумеет: выйдет половина
её на свет, траву пугая,
и внутрь войдёт уже другая

кто он такой из неведомой чащи
вывезен пусть приживается брошен
здесь как сумеет и рад бы молчащий
что-то сказать но зимою лишь рожи
корчить умеет и в этом порядке
можно найти беспорядок попробуй
он и находит как овощ на грядке
я восхищён им мы счастливы оба

змея растянута над полем
мы бога о несчастье молим
но спит старик и мы не рады:
беды мы ждали как награды
а злобный дух нам шепчет в ухо
что это не старик – старуха

отрубили хвост у дня
но остались руки ноги
верность времени храня
день не требует подмоги
коль случится энурез
у небес он не заплачет
потому что в конуре
заперт с ним нельзя иначе

летают штаны и рубашки, и майки,
и звери летают, и рыб тут немало.
летают по небу разбойников шайки
(и била их жизнь, да видать, не сломала).
летают бумага и ножницы, камень
летает, летает вода, исчезая
в воде, и (как могут) рубли с пятаками,
летают, но ангелов видит исайя

поторопись, однако не спиши,
что сможешь не списать, и думай, думай.
сор вынося ночами из избы,
производи как можно меньше шума.
молчание – пособник тишины…
к утру лежало восемь строк в тетради.
был строй словесный взят,но не украден:
он за собой не чувствовал вины,

мерзкий шпырь, слышь ты, серая воничь,
я тебе говорю, недотёпа.
скоро блохи на старой вороне –
порожденье июльского трёпа –
прилетят, и заморские дрожжи
(хоть без них колоссальных размеров
комары вырастают, до дрожи
всех пугая, и нашим химерам
не чета малохольные ваши)
привезут: ты ещё половины
всех чудес не видал. вот для каши
для берёзовой прутики – спину
подставляй! что, не нравится? то-то.
мы добры… мы добры, да не очень,
знаешь, мучить тебя неохота –
сам, давай, закрывай свои очи

разрежут (что за спех?)
и внутренности вынут,
но жаловаться – грех:
уже не дышат в спину,
не трогают крыла,
и я доволен, ибо
жизнь всё-таки была.
спасибо всем. спасибо

плевать, что новый год: идёт война:
морковь воюет с репой, и убитых
не счесть, в озёрах красного вина
лежат они теперь, друг с другом квиты –
пиногий пернт и сарра, и маккей,
и гонзий, их обидевший когда-то…
(голубку держит он в одной руке,
зато в другой два или три солдата,
пусть оловянных, но виновных в том,
что жить хотят и умереть не могут)
…преследуют снежинки общим ртом
и привыкают к боли понемногу