Михаил Меклер - Мировая поэзия

Вечерами ты становишься облаком грёз,
твой цвет и форму я сам их творю.
Губы медовые чувствуют горечь слёз,
мои желания захватывают жизнь твою.
Ты чувств моей души неустанно желаешь,
губы слаще в стократ, чем горький настой.
Ты мила и прекрасна, ты меня изумляешь,
жница моих напевов, навеянных темнотой.
Ты моя, кричу в вечерней прохладе,
голос мой вдовый с ветром уносит закат.
Ныряльщица, твой вид в нагом наряде,
завораживает мой пристальный взгляд.
В моих напевах ты, как пленённая птица,
мои сети просторны, как вышина.
В омуте глаз твоих, я готов раствориться,
оставаясь в объятиях чудного сна.

Задумался, один как перст в тени глухомани.
Тебя не достать, ты дальше всех, хоть умри.
Вдалеке хмурая колокольня набатом манит.
Выпускаю птиц, гоню наваждения, хороню фонари.
Стоны коплю, перемалываю надежды тайно,
как мельник-молчун, в этой безлюдной глуши.
Твой облик покинул меня, но очень странно,
тень твоя долго блуждает в потёмках души.
Уже жизнь моя бездомная вянет.
Кричу в лицо горизонту, эхом камни дробя,
бегу безумно в испарину океана,
печаль и ярость накрывает, океанская мгла.
Необузданный, гневный, тянусь в небеса.
Женщина, какой спицей была ты тогда,
в этом веере вечном? Открой мне глаза.
Пожар в лесу, огненным шаром катит беда.
Пламя, искры и треск, факельные дерева,
потрескивает огонь, всюду, всюду пожар.
А душа моя пляшет, корчась словно дрова.
Кто кричит, какое эхо без голоса? Кошмар!
Час тоски, час веселья, час одиночества,
мой час настал, вершина часов!
Рупор, в котором ветер стелет пророчество,
истязая тело жалобами хлыстов.
Вздрогнули корни, все волны напали!
Душа моя, радость, горе, край пустоты.
Думаю, хороню фонари в глухомани.
А ты ответь мне. Кто ты такая? Кто ты!

Здесь я люблю тебя. Пусть это мой завет.
Над темным лесом ветер расправляет стяг,
на бурной воде блуждает лунный свет.
Погожие дни тянут друг друга во мрак.
Распадается сумрак, видения в разных позах,
серебристую чайку закат роняет во тьму.
Порой объявится парус и небо в звёздах,
утром проснусь, так горько быть одному.
Рядом море шумит, кораблик в чёрном распятие.
Вот пристань. Я люблю тебя только здесь.
Я люблю тебя тут и напрасно даль тебя прячет,
даже на этом взморье любовь неустанная есть.
Плывут мои поцелуи на этих шхунах понурых,
спешащих к землям, куда им доплыть невмочь.
Я барахтаюсь среди этих якорей поржавелых.
Причал окутан печалью, когда швартуется ночь.
Жизнь моя изнуренная, в суете бесцельной.
Мне мило то, чего нет, а ты в далёком сне.
Превозмогаю, борюсь с вечерним томлением,
но настигает ночь и она петь начинает мне.
Уже луна сонливо качается,
а звёзды мигая, взгляд возвращают твой,
сосны тихо от ветра шатаются,
стараются петь твое имя хвойной листвой.

Девочка, смуглым ветром, солнцем сотворена,
свитая в донные травы и живые плоды.
Твой звёздный взор и тело сияют сполна,
в твоих губах сквозит улыбка воды.
Девочка, ветер нас никак не сближает,
тебя от меня отдаляют громоздкие облака.
Юность пчелы в твоём теле смешалась слепая,
с шумом плеска волны и упругостью колоска.
Моё сердце ищет твой голос священный
и весёлое тело, не ведающее стыда.
Смуглый мой мотылёк, нежный и совершенный,
словно хлеб и солнце, мак и вода.

Этой ночью грустью наполнились строки.
Чернел небосвод. Даль наполнялась стихами.
Дрожали планеты издавая вселенские вздохи.
Ветер в сумраке пел и ходила песня кругами.
Всю ночь на сердце грусть её колдовала.
Я любил, она любила, мы спали порой.
В похожие ночи она крепко меня обнимала,
столько раз целовались, под этой звездой.
Такой мрак густой, а без неё ещё глубже.
Строки вылетают, ложатся росой на траву,
любовь сберечь не смогли, стало хуже,
небосвод опустел, без неё теперь я живу.
Ну вот и всё. Вдалеке поёт голос чуть слышно.
Душа не согласна, потеряла след,
глаза ищут без устали, чтоб было видно,
сердце стонет, а её уже нет.
Ночь, деревья всё те же белели во мгле,
а мы другие и прежними нам не стать.
Любовь прервалась, так жалко, во сне.
Ветер искал мой слух, о ней рассказать.
Прежде губы мои были с ней,
с голосом, телом, её взглядом мутным.
Я разлюбил, но тоскую сильней,
любовь коротка, но путь будет долгим.
Я обнимал её эту ночь напролёт,
не соглашаясь с потерей своей.
То была последняя боль от неё
и последние строки, посвящённые ей.

Твой лик висел в ночи, словно легкий дурман.
Река впадала в море, болью ил вороша,
а я одинок, как пристань в предрассветный туман.
Собирался в путь, как забытая Богом душа!
В сердце моём оттаяли ледяные гроты.
Видел жалкую свалку, кладбище кораблей в тиши!
В тебе громоздились все сраженья и взлеты,
песни вырывались на крыльях из счастливой души.
Ты вобрала в себя всё и вся, тебе это дали,
словно море и время ушли кораблём на дно!
Радостными были минуты поцелуев печали,
они вдохновляли, как свет маяка в окно.
Жадность лоцмана, ярость ослепшего водолаза,
мутный любовный хмель со мной в глубине.
Туманное детство и сердце на крыльях экстаза,
брошенный следопыт блуждал одиноко на дне!
Я боль обнимал, минуя преграды,
печаль сокрушила, когда я тонул,
обречённый вырваться из полночной осады,
переступил через похоть, убежал от стаи акул.
Я пою о тебе и зову к себе мою прелесть.
Женщина, плоть и оплот, возлюбленная утрата,
она, словно сосуд приютила бескрайнюю нежность,
в забытье величайшем ты, как разбитая чаша.
Одинокие острова обитали во мгле,
там в объятья меня любовь твоя приняла.
Жажда и голод поселились во мне,
жизнь и гибель сражались, ты спасеньем была.
Женщина, как ты меня удержать сумела,
в глубине своего сердца и на кресте твоих рук!
Томление по тебе было страшным предельно,
взвихренным, хмельным и напряжённым, как лук.
Не гаснет пламя поцелуев и ласки рук,
созрели грозди и птицы до сих пор их клюют.
Память зацелованной кожи, искусанных губ,
память тел и голодной страсти заплетенные в жгут.
Бешеное сближенье жадности и надежды,
которые нас сплотили и навек развели.
Нежность робкой воды и муки безбрежные,
нас охраняли касание губ и верность судьбы.
Такой рок судьбы настиг мой парус мечты,
он сорван ветром был и стремился на дно!
Вся боль иссякла, я остался во власти волны,
на жалкой свалке, где всё умиротворено.
Я всё ещё пел, барахтаясь и качаясь,
устоял на одной ноге, как в качку матрос.
Продолжал напевать, на волнах болтаясь,
в бездонном колодце, полного горьких слёз.
Бледный водолаз, обездоленный лучник,
блуждающий следопыт, корабль, идущий на дно!
Пора выбираться из холодной, суровой пучины,
во время которой, нам жить с тобой суждено.
Созрели звёзды над косяком черных птиц.
Шумный морской прибой берег ласкает.
Ты одинок, как пристань в пору ранних зарниц,
лишь тень на твоей ладони медленно исчезает.
Решим все проблемы на свете, уверенно, не спеша.
Пора собираться в путь неуёмная скитальца душа!