Сергей Боровский - Песни ветра

Новый год, а в кармане ни рублика,
Не исполнить желудка каприз.
И мерещится дырка от бублика,
Что на прошлой неделе догрыз.
Помню: бублик – само объедение,
Штук бы десять на злой аппетит.
А проклятое это видение,
Как назло, перед взором стоит.
Ничего тут, казалось бы, странного —
Просто дырка, овальный просвет.
Но его, золотисто-румяного,
По краям, просто-напросто, нет.
Я и к Богу с молитвой, и к Мессии,
И чертей проклинал за напасть.
Не хватало мне только депрессии
Или хуже – в психушку попасть.
Поликлиники, службу доверия,
Осаждал я в течение дня.
Но тончайшая эта материя
Оставлять не желала меня.
И агент, проявляя терпение,
Повторял, что хандрить ни к чему,
Что проклятое это явление
Досаждает не мне одному.
Рассуждения сдобрил примерами,
И шепнул перед самым концом,
Что проблема известными мерами
Разрешаема Первым лицом.
Я – за трубку, не стал церемониться.
Мне – что Первый теперь, что Второй:
День к закату настойчиво клонится,
Не сидеть же до ночи с дырой.
Позвонил. Отвечают: «Приёмная…»
Знаю – наглость превыше всего.
Говорю, что проблема объёмная,
И прошу пригласить Самого.
Любопытство взяло не на шуточку,
Жду, глазами скользя по часам.
А из трубки фальцетом: «Минуточку…
Говорите, на проводе Сам».
Поздоровался, слышу – ответили.
И, уже не робея ничуть,
Изложил я, что мысли наметили,
Только коротко – самую суть.
Первый, чувствую, слушал внимательно,
Терпеливо, сбивая накал.
И ответил весьма обстоятельно —
Больше часа мозги полоскал:
О программах, о цифрах космических,
Сколько вложено в массы, в народ.
О решениях сверхисторических,
О движении вверх и вперёд.
О шагах, совершённых компанией,
По внедрению нанонаук,
Об успехах в борьбе с наркоманией:
Сколько доз конфисковано штук.
И, вернувшись к дыре в завершение,
Без намёка на главную роль,
Сообщил мне, что принял решение
Взять проблему под личный контроль.
Попрощались по-русски, без нежностей:
Рот открыл, а на ухо гудки.
Не казнить же за пару небрежностей…
Покемарил, глотая зевки.
А дыра не уходит – мерещится;
Скоро полночь, потом Огонёк.
За экраном Шампанское плещется,
Время праздновать; слышу – звонок.
Открываю замки немудрёные,
Вижу – трое у двери стоят —
Стрижки «бобриком», шеи холёные.
«Мы от Первого», – мне говорят.
Подают небольшую посылочку.
Расписался на ихнем листе,
И амбалы – затылок к затылочку —
Растворились в густой темноте.
Открываю коробочку – бублики!
Килограмма, поди, полтора.
Победней, чем закуска у публики,
Но и это уйдёт на ура.
Сел к столу с драгоценной коробочкой,
Кинул в чайник заварки щепоть.
Пусть чаёк с золотистою сдобочкой
Ублажит ненасытную плоть.
Мне б надолго хватило подарочка,
Если ужин считать за обед.
Но зашла престарелая парочка,
Да припёрся голодный сосед.
Навалились гурьбой на бесплатное,
В два приёма добрались до дна.
И остались: словцо непечатное
Да от бублика дырка одна.
Не пропала, куда она денется?
Так и маяться, видно, с дырой.
Вряд ли к лучшему что-то изменится:
После Первого будет Второй.
Следом – Первый, такая традиция,
Что один, что другой, всё одно.
И причём тут вообще юрисдикция,
Если Третьего нам не дано?
На два счёта шагает республика,
В ногу топчемся, но не стоим!
И пульсирует дырка от бублика
Перед внутренним взором моим.
А по телеку: стол с ананасами,
Осетром, поросёнком в соку,
Да полсотни шутов с выкрутасами
Мельтешит, отгоняя тоску.

Поменьше пафоса, дружище,
Поэтам надо быть скромней.
Побереги свое огнище
Для полосы грядущих дней.
Там, впереди, еще сюрпризы:
И путь, и новые дома,
И рока странные капризы;
Ещё схлестнутся Свет и Тьма.
Жизнь продолжается: мгновенья
Ручьём сбегаются в века,
В них, чередуя поколенья,
Несётся разума река.
Бурлит в безбрежном Океане,
Как необузданный Гольфстрим.
А ты кипишь волной в стакане
С несчастным пафосом своим.
Не разобравшись, что важнее,
Спешишь, как будто на пожар.
Поэтам надо быть скромнее,
Не распылять духовный жар.

Ты ушла, и земля опустела.
Я остался среди пустоты
Без любимого женского тела,
Без твоей неземной красоты.
За одну роковую ошибку
Заплатил я немалой ценой —
Ты другому подаришь улыбку,
А меня обойдёшь стороной.
Беспризорник царице – не пара.
Увлечённого юноши пыл
Не зажёг в твоем сердце пожара
И тревожного сна не лишил.
Не меня в беспокойные ночи
Воспаленные губы зовут.
Но твои васильковые очи
Мне покоя никак не дают.
Ты ушла, и земля опустела.
Я остался среди пустоты
Без любимого женского тела,
Без твоей неземной красоты.

Все грешили, и я не безгрешен
И, не став воплощеньем добра,
Вероятно, не буду утешен
Светлым богом по имени Ра.
Не сломил вожделенной натуры
Я в свои молодые лета,
И за здравие русской культуры
Не сложил своего живота.
Я ходил не по лезвию бритвы,
Ковылял, куда ноги несут.
И теперь никакие молитвы
От расплаты меня не спасут.
Не уменьшится тяжесть оброка,
Если я, исполняя Завет,
Не избавлюсь от власти порока
И не выведу душу на Свет.
И, смирясь, но по собственной воле,
В результате духовной борьбы
Я решил не испытывать боле
Ни своей, ни народной судьбы.

Прости, гусар, тебя не жду я,
Другого встретить суждено,
И в предвкушенье поцелуя
Не торопись разлить вино.
Напрасно легкого романа
Ты ждешь, наездник удалой.
Поверь – не в этом сердце рана
Твоей оставлена стрелой.
Не у меня ищи веселья,
Я без тебя уже пьяна,
И не настанет час похмелья,
Пока любовью грудь полна.
Нет, никогда моя измена
Не омрачит счастливых дней.
Любви божественного плена
Душе достаточно моей.

Я не уйду, всего не досказав,
Не дописав своей последней строчки
И бытие своё не осознав
Вне плотных форм телесной оболочки.
Я не уйду, пока тепло в груди,
Пока любовь моя не охладела,
Пока Господь не скажет: «Уходи
Из своего изношенного тела».
Лишь согласившись немощность признать,
О бренном всём нисколько не жалея,
Вернусь к Отцу, оставив Землю-мать,
На крыльях вьюги или суховея.

Мне чудно пишется зимою,
А летом как-то недосуг.
Лишь иногда черкнёшь порою,
Оставив свой садовый «плуг».
Такая вот метаморфоза:
Зимой – и чувства, и стихи,
А летом – духота и проза
Тяжёлой платы за грехи.