Сергей Боровский - Песни ветра

Море огней украшает порты и вокзалы,
Флаги трепещут над массой людей и машин.
Здесь открывается счёт на секунды и баллы,
Здесь начинается штурм олимпийских вершин.
Наши сердца разноцветные кольца связали,
Наши герои решимости твёрдой полны.
Мы собрались, чтобы пушки вокруг замолчали,
Взрывы и стоны отныне звучать не должны.
Мы собрались на века породнить континенты,
В жизнь воплотить сокровенные наши мечты.
Мы собрались от души подарить комплименты
Символам мужества, силы, любви, красоты.
Пусть ненадолго исчезнут на картах границы,
Пусть в нашей памяти добрый останется след,
Пусть, не жалея огня, салютуют столицы
Мирными залпами в честь олимпийских побед!

Мне сегодня опять отказали,
Как вчера и неделю назад.
Я входил, а меня провожали,
Не чиня у порога преград.
Мой порыв оказался не нужен,
Не воспринят пассивной средой.
Не ко времени голос разбужен
В сонном царстве души молодой.
Здесь не ждут и не ждали поэта,
И не жалуют тех, что ушли.
Вероятно, конструкторы Света,
Что-то спутали в планах Земли.

Залегли вдоль пологой высотки:
Справа сосны, а слева кусты.
Побросав вещмешки и пилотки,
Взвод врывался в земные пласты.
Дали волю и брани, и поту;
Все ругались, никто не скулил.
Старшина, принимая работу,
Одного или двух похвалил.
Покурив, пожевали таранки,
Ухитрились хлебнуть по глотку.
Взводный крикнул: «К оружию! Танки!»
И прильнул за Максимом к щитку.
Штук пятнадцать, рыча, как бульдоги,
Под себя подминая траву,
К высоте повернули с дороги,
Проскочив по отлогому рву.
Кто-то гладил рукою бутылки;
Жаль, гранат не хватило на всех.
Лейтенант, успокоив поджилки,
Диафрагмою выдавил смех.
И пропел из чего-то родного
Западающий в душу куплет.
И тотчас из ствола головного
Что-то вырвалось песне в ответ.
Столб огня, и запахло паленым.
Знать, окопчик кого-то не спас.
То, что было недавно зеленым,
Сразу приняло чёрный окрас.
Страшно – головы клонятся ниже.
Но стоят! Лучше смерть, чем позор.
Прохрипело: «Подпустим поближе».
Первый встал от удара в упор,
Задымил, закрутился на месте,
Рядом, будто споткнулся – второй.
Вот они уже крутятся вместе,
Двое крайних покинули строй.
Огрызаясь, железные звери
Извергают огонь и свинец.
И у нас, под горою, потери:
Старшина и безусый юнец.
Вся надежда теперь на остаток:
Два ружья и один пулемёт.
Но и немцев осталось с десяток,
Их пехота не бралась в расчёт.
Пусть пуляет себе по брустверу,
Этих запросто можно отсечь.
Хорошо, что окоп по размеру.
Вдруг команда: «Патроны беречь!»
И, ломая горящие ветки,
Как в немыслимом сонном бреду,
«Тигр» вырвался, будто из клетки —
Из оврага, на полном ходу!
Метров тридцать ему до окопа,
Аж стекло запотело в руке.
Это вам, господа, не Европа,
Это там вы прошлись налегке.
Здесь, в России, иные порядки,
Здесь рука не замедлит бросок.
И, не выдержав яростной схватки,
Сталь, горя, зарывалась в песок.
Смерть проклятая кружится рядом,
Приближаясь на крик или стон.
Вот затих поражённый снарядом
Бронебойщик, просивший патрон.
Вот застыл в абсолютном покое
Пулемётчик, обняв станкача.
И в потрёпанном вражеском строе
Умирали, сердито урча.
Их живые ползли на траншеи,
На плешивую нашу броню,
На солдатские голые шеи,
На оставшихся в редком строю.
Горстка нашего тела живого —
Против грозных железных машин.
Лейтенант, пожалев рядового,
Первым вышел один на один.
Сколько было ему в сорок первом?
Двадцать два… двадцать три… двадцать пять?..
Совладав с расшалившимся нервом,
Он решил высоту отстоять.
Деловито поправил повязку
И, привстав на носок сапога,
Запустил тяжеленную связку
Под широкое брюхо врага.
Покрутившись подраненным волком,
Бывший «Тигр» у траншеи застыл,
А парнишка, прошитый осколком,
Обгоревшую землю накрыл.
Танков двое. «Сначала передний…» —
Так решил про себя рядовой,
Продолжая, быть может, последний,
Но на редкость решительный бой.
Подпустил, и с размаху бутылку
Уложил, как учили – под ствол.
И второго «огрел по затылку» —
Тот уже над окопом прошёл.
Струйка крови от края пилотки…
Рядовой прошептал: «Не прошли».
Залегли вдоль пологой высотки,
А подняться уже не смогли.
Тлеют головы, груди и спины,
Догорает чужая броня…
И герои, как будто с картины,
Сквозь страницы глядят на меня.

Вечер весенний повеял прохладой,
В сумерках первые звёзды зажглись.
Сердце моё наполняя отрадой,
Стройные мысли во мне полились.
Строчка летит, как стрела по бумаге
Слово, как молния, в небе ночном.
Снова и снова пишу об отваге,
Буквы горят негасимым огнём.
Лист под пером от нажима дымится,
Льётся размеренно огненный стих.
Сколько прекрасных сердец загорится,
Сколько ещё запылает от них…
Только бы искра в душе не остыла,
Только бы в сердце хватило огня.
Огненной мысли бессмертная сила
Пусть посещает почаще меня!

Каждый раз, находясь у перрона,
Вспоминаю я с чувством тоски
Кумачовые наши знамёна,
Комсомольские наши значки.
Всё ушло, всё исчезло куда-то,
Словно кануло в бездну веков.
И сбегает мой взгляд виновато
От слезящихся глаз стариков.
Отворачиваюсь машинально,
Посмотрел и забыл навсегда.
Наше прошлое было формально
И формально ушло в никуда,
Растворилось в потоке событий,
В нескончаемой смене кругов,
Став причиной для новых открытий,
Для великих и малых шагов.
Нам назад никогда не вернуться,
Только в памяти или в бреду.
И потомки однажды споткнутся,
Дай им Бог не упасть на ходу.
Хорошо бы – не клюнули носом,
Не расшибли упрямые лбы.
Очень трудно, спускаясь откосом,
Избежать незавидной судьбы,
Уберечь суетливые души
От падений на самом краю.
Да услышит имеющий уши
Сокровенную песню мою.

Ты приди, как обещала,
На полянку под горой.
Там малиновка вещала
Нам о встрече роковой.
Там и травка луговая,
И малиновый кусток…
Не забудь, моя родная,
Шитый золотом платок.
По нему тебя узнаю,
Отзовусь на голос твой.
Знала б ты, как я желаю
Этой встречи роковой!

По стране меня жизнь помотала:
Реактивно набрав высоту,
Я летел от Москвы до Байкала,
От Байкала парил на Читу.
Но в Чите не найдя себе места,
Я по рельсам умчался назад,
Докатившись до самого Бреста.
А однажды махнул в Ленинград.
Я бродил по полям Украины,
И Крещатик мне был как родной,
И Урала седые вершины
Мне встречались одна за одной.
Хаотично, без всякого плана,
Меня ветром попутным несло:
То в широкую степь Казахстана,
То в Сибири в глухое село.
Я хожу и летаю как птица,
И качусь, потихоньку руля:
Вот опять под ногами столица,
Вот – тверская родная земля.
А мои беспокойные ветры
Всё кружат и кружат надо мной,
И мелькают как тень километры,
За моей оставаясь спиной.