Влад Бурцев - Бездны и Высоты. Поэтический нарратив о жизни и любви. Тери. Грустная повесть о собаке

Глядятся в воду ивы у затона.
Волною у погибельных болот
Осока вздрогнет и замрет от стона ль,
От плача ль детского, который в глушь зовет.

Седеет в августе беспечный Иван-чай,
Ночная свежесть дышит звездопадом;
Пугает тишину собачий звонкий лай,
И обрывается, оставив ночь цикадам.

А за околицей стеной чертополох,
Пыль бездорожья облаком клубится.
Набат колоколов и позабытый Бог
Зовут покаяться и о душе молиться.

Лазурью красят небо васильки,
Фатою белою ромашковое поле.
Мир этот наш, и мы ему близки,
Своею плотью, кровью, страстью, болью.

А наше лихо дремлет в буреломе,
В холмах, лугах, шальном разливе рек.
Народ же наш все время на изломе
Эпох, веков, кровавых черных вех.

Как часто мы живем одним мгновеньем,
В которое вмещается вся жизнь.
Мир потрясти мы можем вдохновеньем
И на руинах вознести: «аминь»!

Открыты мы перед людьми и Богом,
А на миру, нам даже смерть красна.
Русь жертвенна, велика и убога.
И вечно ждет пришествия Христа.

Молюсь божественной Эрато,
Прелестной и капризной даме,
Молюсь. Когда душа распята
Я вижу смысл в суровой карме.

Чудесен мир, в нем много тайн.
Во всем творца незримый гений.
Неповторим восторг мгновений,
Когда срываем эту ткань.

Когда под зыбкою личиной,
Мы открываем естество.
Волшебно платье у любимой,
Но взгляд мой словно воровство

Того, что тщательно скрывает
От любопытных дерзких глаз,
Что грезы нежные питает,
Что сна лишает в поздний час.

Я поклоняюсь ей за то,
Что мне дарует счастье видеть,
Любить, терпеть и ненавидеть,
И право взяться за перо.

Прозябать, не зная рая,
Обреченный навсегда,
Вдруг узнал я, есть другая,
Не безгрешная стезя.

Мне открылись горизонты
Неизведанной земли —
Эти бездны и высоты
Оглушительной любви.

Я тебя не искал на огромной планете
Ты вошла в мою жизнь, будто солнце в окно.
Я не ждал ни кого и не сразу заметил,
Что в душе у меня необычно светло.

Ты в награду себе ничего не просила,
Одаряла теплом, унимала печаль.
В твоих хрупких руках — чудотворная сила,
В твоих кротких глазах — бесконечная даль.

Но я должен идти. Я боюсь упоенья.
Я все время бегу, даже сам от себя…
А к тебе я вернусь умолять о прощенье,
Ну, а ты, как всегда, пожалеешь меня.

Живот холодный стих, податлива резинка.
Все замерло предчувствием грозы.
Вот капля первая — невинности слезинка —
Проплакала в стекло. Тревожно бьют часы.

В соседней комнате нетрезвое веселье.
Слепым котенком, ищущим сосок,
Не можем встретиться, на грани пораженья…
Гром грянул. Хлынул дождь.
Толчками миг истек.

Письмо закончила: «Целую»,
А мне вдруг как-то зябко стало,
Мне показалось, ты другого
Недавно нежно целовала,

А мне черкнула по привычке,
Чтобы пока не ставить точки
Над всем, где царствуют кавычки
И недописанные строчки.

Ну что ж, я очень понимаю,
Как трудно ждать, любить и верить,
И как тоскливо провожать
Дожди и зимние метели.

И сердце тоже ждать устало,
И просит чуточку согреться,
А к той руке, что приласкала,
Идет доверчиво по-детски.

И все ж, любовь свою даря,
Как розы воскового сада,
Ты больше не целуй меня
В конце письма, прошу, не надо.

Уходят женщины с упреком, со слезами,
Уходят тихо, с грустью, как закат.
И остаются сны с красивыми руками,
И локонов пьянящий аромат.

Она мне скажет: «Я устала, милый,
Устала ждать, надеяться, любить,
Что ж, видно, не судьба, не родилась счастливой,
А год ведь летят, и как-то надо жить…»

Уходят женщины в багряные рассветы,
Уходят в Осень, в раннюю Весну,
Обиды унося, прощают все на свете:
И первый дождь, и первую росу.

Я в след гляжу им, словно белым птицам,
Что улетают в теплые края,
Которым никогда не возвратиться,
Которые оставили меня.

Уходят женщины. Вдруг сердце больно сжалось.
Уходят женщины. Остаться не молю.
Моя любимая выходит завтра замуж.
…Я плюшевого мишку подарю.

Ну в чем разгадку нам найти?
В пороке, похоти иль страсти?
Что сквозь года не в нашей власти
Любовь и верность пронести.

Привычка, может быть, разводит;
Где был костер — уже зола.
И покрывает небо мгла.
Любовь приходит и уходит.

Мы изменяем, изменяем,
То мимоходом, набегу,
То с увлечением играем
В одну азартную игру.

А губы мягкие твои,
Что в кровь меня исцеловали,
Так страстно, странно замирали
На чьей-то вздыбленной груди.

А тот, другой, совсем случайный,
И непонятно почему
Ты страстно отдаешь ему
Наш нежный поцелуй прощальный.

А те, для шёпота слова,
Я верить им не перестану
И в них ведь не было обману.
Но почему — ему слова?

А твои руки, руки, руки,
Как крылья белых лебедей,
И вокруг шеи не моей
Обвиты — вот венец разлуки.

Но вот и я к другой иду,
Чтоб заключить в свои объятья,
А надо мной укор распятья,
Когда тебя я предаю.

Я знаю, вновь к тебе вернусь,
А сердце больно так сожмется
И как змея в кольцо свернется.
В любви, как прежде, поклянусь.

И снова руки, руки, руки,
И те, для шёпота слова,
Но будешь ты в душе жива,
Змеей свернувшись, боль разлуки.

Любила ты, и я любил,
Но изменяем, изменяем,
Еще немного разменяем —
Да се ля ви — чего ж хотим?

Любить! Любви! Все канет в Лету!
Иного не дано пути!
И карнавальным конфетти
Сорим мы мелкую монету…

Мы изменяем, изменяем,
То мимоходом, набегу,
То с увлечением играем
В одну опасную игру.

Жену с детьми отправил к маме.
Мне написал: Люблю и жду!
Я побегу, и как в тумане
Чужое счастье украду.

Для своего я у подруги,
Или в салоне красоты…
Любовь и грех в порочном круге,
И тают как мираж мечты.