Александр Малашенков - Чистый лист

Может, сказку поведаю вам, может – быль.
Где в лесах тонут горные склоны,
Ниагары вода разбивается в пыль,
Жило гордое племя гуронов.
Был зверьём несказанно богат этот край,
Серебрились от рыбы озёра.
Для индейцев земля та была сущий рай,
А не просто мечта фантазёра.
Возвращался однажды охотник домой,
Нёс добычу в родное селенье.
Не спеша, шёл привычной звериной тропой,
А вокруг шелестел лес осенний.
Вдруг увидел гурон средь опавшей листвы:
Тело узкое – пёстрая лента.
Были мысли его, словно росы чисты,
Не учёл всю опасность момента.
Солнце шло на покой, остывала земля,
Ночь туманом тропу пеленала.
На пожухлой траве замерзала змея,
И в охотнике жалость сыграла.
«Я устал, отдохну здесь в лесу до утра,
Для индейца – обычное дело».
Взял охотник змею и прилёг у костра,
Положив «горемыку» на тело.
От укуса проснулся под утро гурон,
О поступке своём сожалея.
И услышал слова сквозь мучительный стон:
«Ты же знал, что змею отогреешь!»

Тридцатый лист с календаря
Ноябрь сбросил.
Прощальных слов не говоря,
Уходит осень.
Уже не восхищают взор
Её картинки.
Стал неприглядным сельский двор.
Стучат дождинки
По кровле. Жухлую листву
Гоняет ветер.
Царицу Снежную зовут
Не только дети.
С надеждой ждут, вот-вот Мороз
Окна коснётся,
И расцветёт букет из роз
Под зимнем солнцем.
Ну, а пока холодный дождь
Тихонько плачет.
– Декабрь, завтра к нам придёшь?
– А как иначе?!

«Не поднимай меча без дела,
Без чести в ножны не бросай», —
Так молвил сыну рыцарь смелый,
И заступил за жизни край.

Походы, битвы, голод, раны
Заставили до срока слечь,
А сыну – лишь девиз тот странный,
Да, собственно, отцовский меч.

И сирота, кому он нужен,
Едва отца похоронив,
Ушёл один во мглу и стужу,
Вход в дом камнями завалив.

Пройдя сто лютых испытаний,
Минуя тысячи невзгод,
В войне найдя своё призванье,
Примкнул к одной из вольных рот.

Меняя кровь на звон монетный,
Средь сотни черствых, злых сердец
И жизни радуясь безбедной,
Он помнил, кто его отец.

Девиз, как заповедь святую,
Он выбил на своём клинке,
И на войне он, не лютуя,
Был от разбоя вдалеке.

Ни бить, ни грабить побеждённых
Он никому не позволял,
И взгляд его глаз убеждённых,
Сорвиголов пыл охлаждал.

В одной из войн (как всё банально:
Король воюет с королём)
Его отрядом идеально,
Был важный замок осаждён.

Идут на штурм, несут потери,
Но насмерть бьётся гарнизон.
Словам наёмника не веря,
Призыв сдаваться отклонён.

Тогда король – тот, кто их нанял, —
Со всех окрестных волостей
Против любых законов, правил,
Под замок тот согнал детей.

«Тут не пристало честно драться,
А замок я заполучу,
Коль не хотят они сдаваться,
Убей детей, озолочу!

Ведь вы, наёмники, такие —
Всего милее звон монет…
Приказы исполнять любые
Готовы вы. Что значит – нет?!»

Сын рыцаря лишь усмехнулся:
«Считаешь, что я куплен весь?»
К отряду быстро повернулся:
«Покажем им, что значит честь?»

И горстка храбрецов закрыла
Своими спинами детей,
И столько было правой силы
В его коротком слове: «Бей!»

Сомкнув щиты, горланя песню,
Детей оставив за собой,
Торя свой путь до врат небесных,
Отряд пошёл в последний бой.

Звенят клинки, и гибнет рота,
Окружена со всех сторон.
На помощь вдруг, открыв ворота,
Из замка вышел гарнизон.

И переломлен был ход битвы,
И замок тот остался цел,
Детишки же, шепча молитвы,
Рыдали среди груды тел.

Никто не выжил из отряда,
Погибли, защитив детей.
Сын рыцаря вернул награду
Монарху, сталью, до костей.

Веков тех пыль давно осела
В страницах Книги всех времён,
Но смертный бой той роты смелой,
Был вечной славой опалён.

И что бы мразь тебе ни пела,
Себя бесчестьем не марай:
«Не вынимай меча без дела,
Без чести в ножны не бросай».

Вода стеклом покрылась ломким
И отражает млечный путь.
Брат-пилигрим, держи котомку,
О городах теперь забудь.

Наш путь лежит от улиц шумных,
От баров, фонарей, витрин,
От разговоров слишком умных…
Вперёд! Спешим, брат-пилигрим!

Путь наш петляет по просёлкам
Полями с чернотой стогов,
И только льда хрустят осколки,
Наших не выдержав шагов.

Туда, где снег уже не тает,
Между посёлков, городков,
Что не живут, а доживают,
Вцепляясь в жизни стариков.

Туда, где поросли погосты,
Быльём, забвением, травой,
Где глупо задавать вопросы —
Остался кто ль ещё живой…

Туда, глаза зимы где сини,
Туда, где память наша ждёт,
Да, вот что мы зовём Россией,
Лишь это, не наоборот.

Ну, а когда мы возвратимся
К огромным городам своим —
Поймёшь, что где-то поселился
Внутри тебя мой пилигрим.

Тот голод, что не утолится
Ничем другим, кроме дорог,
И вёрсты будут тебе снится,
И вновь покинешь ты порог,

Чтоб вновь к своим пойти началам,
И повторить весь этот путь.
По зыбким памяти причалам
Вновь в Гавань детства завернуть…

Враги набросились внезапно
И перебили гарнизон.
На башне крепости надвратной
Был заживо распят барон.

Отсюда им легко и прямо
Легла дорога вглубь страны,
Идти налево иль направо
И жатву собирать войны.

Случилось, что в одном селенье,
После походов, битв и ран
Не в силах ставить ногу в стремя
Жил тихо воин-ветеран.

Узнав о страшной той напасти,
Он быстро жителей собрал.
«Бегите в лес, не в скарбе счастье», —
И путь к столице указал

«Несите весть другим селеньям
И передайте королю,
Что пусть он вышлет подкрепленье,
А я их здесь остановлю».

Он выбрал место, где сражаться —
На перекрёстке трёх дорог,
Лишь кузнецу пришлось остаться,
Чтоб ветерану он помог.

«Прикуй меня за ногу к дубу
И торопись своих догнать,
Чтоб, как бы мне не стало туго,
Мне было б некуда бежать».

Кузнец ушёл, а он остался
Встречать последний свой рассвет.
Стоял и с солнышком прощался,
А с кем ещё? Семьи ведь нет.