Станислав Хромов - Цветы века

На опустевших перекрестках
Мигают желтые глаза,
Лоснятся воды в ярких блестках,
И раздаются голоса.
Под сенью липовой аллеи
Мерцают искры сигарет,
Ущербный месяц, пламенея,
На крест обители надет.
Летят ночные самолеты
Среди качающихся звезд,
На одряхлевшие пролеты
Опорам жалуется мост.
Вдали над городом зеленым
Зари подобие висит,
Запечатлев непосвященным
Свой необъявленный визит.
А на окраинах залива
Качая юные года,
Непринужденно и тоскливо
Вздыхает черная вода.

Над слоем классической пыли
Носились в неубранной зале
И где-то в сознании плыли,
И в сторону вдруг ускользали…
Тогда, обращаясь к любому,
Я спрашивал что-то несмело,
И мне отвечали: «Слепому
Какое до этого дело?»
Пустыни, сады и гробницы
Являлись из далей, как чудо,
Кружили заморские птицы,
Пытаясь кружить ниоткуда.
Я спрашивал, мне отвечали
Так тихо, что я их не слышал,
А птицы в неубранной зале
Взмывали все выше и выше.
И там, где просторы лазурны,
Где нет никакого засилья,
Гремели торжественно зурны,
И легкие хлопали крылья.
И в этом чаду откровенья
Сливались так чудно и мило
Разбитого разума звенья
И хаос – гармония мира!

Там голод, несчастье, разруха
Провалы дымящихся ям,
И смерть, не сломившая духа,
По огненным бродит полям.
Снарядами дали прошиты,
И беженцы падают ниц,
Заходят с боков «Мессершмидты»,
И «Юнкерсы» валятся вниз.
С экрана, зловещи и жутки,
Летят над твоей головой,
И где-то в окне кинобудки
Истошный скрывается вой.
Горят, оседая, строенья,
Но гром и удары, и хруст
Не в силах создать настроенья,
И зал, как всегда, полупуст.
Здесь бьется в сознании каждом,
Что это лишь съемка, обман —
С погибшими выпить за кадром
Придет сценарист – графоман.
Как ночью на сонном вокзале,
Здесь люди спокойны вполне,
А те, кто отсутствует в зале,
Убиты на этой войне…

Осенний холод
на целом свете
И в тучах рваных,
Сухие листья
закружит ветер
В пустых фонтанах.
Качнутся липы,
вздохнут уныло
В чугунной вязи,
И оборвутся
со всем, что было,
Земные связи.
Пруды на месте
следов огромных,
И дрожь акаций,
И глыбы камня —
остатки темных
Цивилизаций,
И лип холодных
прощанье с летом,
И тяжесть неба —
Все мне напомнит,
что в мире этом
Я словно не был.
Мы спим и бредим,
мы где-то между
Блуждаем тенью,
И бесполезно
храним надежду
На пробужденье…
Сетей прозрачных
не видим этих
В теченьи Леты,
Мы существуем
в каких-то нетях
Другой планеты,
Где белый мрамор
на отраженье
Глядит картинно,
Уйдя под воду
на три сажени
В покои тины,
Где нет ни разума,
ни желаний
Чужих и странных,
И кружит ветер
воспоминаний
В пустых фонтанах…

Храня, внимательные слуги
Ведут его! И вот он здесь…
Он занимает красный угол,
Отодвигая все, что есть.
Вполне загадочного вида —
Большеголов, приземист, дик —
Лукавый монстр,
Квартирный идол,
Он в душу каждую проник.
Откроет медленное веко
И ищет, ищет… И найдет!
И словно нету человека,
И человек уже не тот.
Его, встречая каждый вечер
Погибнешь ты, в конце концов…
Он души светлые калечит,
Он воскрешает мертвецов.
Он расправляется жестоко
С любым, в ком теплится душа,
Вперяя мертвенное око
И мысли здравые круша.
Из нетей вышедший недавно,
Свою высматривает сыть,
И ты, как кролик на удава,
Глядишь, не в силах возразить.
Не примет он чужого мненья,
Мольбы, признания грехов,
Не видит крестного знаменья,
Не слышит первых петухов.
Застыл недвижным истуканом,
Раздвинув круг на целый мир,
В тебя уставился экраном
Твой князь, наставник и кумир!

Россия! – Храм туманно отраженный
В зеркалах времени!..
Печально – светлый лик!
Заря, мессия, странник прокаженный,
Клич боевой и вымученный крик!
Они уйдут незримой бечевою —
Народы, не принявшие границ,
И в далях за повозкой кочевою
Осядет пыль разрушенных гробниц.
Но с новой их, неведомою песней
Воскреснут из минувшей темноты
В архипелагах будущих созвездий
Твои, Россия, светлые черты.
И мутный взор кочевника степного,
Мужавшего на битвах и крови,
Преклонится, разгадывая снова
Высокие знамения твои…
В веках сгорая пламенем свободы,
На пьедестале правды и добра
Воздвигла ты готические своды
Под куполом восточного шатра!

Как пробьет на часах полночь,
Расстаюсь я с привычной маской,
Не зову никого на помощь,
Озираюсь вокруг с опаской.
После часа гляжу в окошко,
Чтоб не видеть, как озверело
Начинает метаться кошка,
Словно где-то отравы съела.
В два я слышу, как стонут липы,
Как стучатся ветра о крышу,
И шаги, и глухие всхлипы
Из прихожей и кухни слышу.
К трем чужой становлюсь и грустный —
Что творится тогда со мною,
Когда входит, большой и грузный,
И стоит за моей спиною!
Нехороший ледок в четыре
Пробивает, плечи сутуля —
Расходившись в пустой квартире,
Он вокруг ворочает стулья.
А к пяти набегают тени
И в углах незаметно тонут,
Изо всех потайных видений
Остается небесный омут.
Отрешенность приходит к кошке —
Засыпает, в канат извита,
И оранжевый шар в окошке
Исчезает вдали из вида…

Сойдет с небес последний из закатов,
И над землей, над сенью утлых дач,
В дыму застынут мачтами фрегатов
Конструкции электропередач.
И в час, когда на дремлющих равнинах
Сквозит луна по чащам ивняка,
На перекрестке линий аварийных
К рубильнику потянется рука.
И вздрогнет мир в сетях своей неволи,
И, разгоняя тени по углам,
Без стона покаяния и боли
Планета вспыхнет, как ненужный хлам.
В единый миг в огне займутся жарком
Дома, леса и даже воздух сам,
Разрушит ткани смертоносный вакуум,
И океаны хлынут по лесам!
И вся земля, как знак предупрежденья
Иным мирам, галактикам любым,
Из тьмы тысячелетий на мгновенье
Окутается ярко-голубым.