Валерий Королюк - Избранное-1. Итого: из разных книг за четверть века

Все такое же точно и тут:
Так же лодка о грунт днищем бьется,
И все так же не остается —
Для надежды – часов и минут.

Все такое же точно: вода
За холодным и цепким железом,
Воздух, в трубах сипящий диезом,
Обмерзающий коркою льда.

Далеко до родимой земли,
Но какая-то – в днище толкает.
…Хорошо хоть – чужие не знают.
Плохо, что не узнают свои.

6. ВСПЛЫТИЕ

Лодка носом уткнулась в закат,
на волне выпрямляясь – до стона.
Солнце
в медленном олове тонет,
хлопья тихого снега кружат…

С наслажденьем
вдохнув через люк
зимний – свежий, занозистый —
воздух,
лодка телом встряхнется морозно,
прогоняя застой и нервозность
задыхающихся кают.

Все на свете теперь – нипочем!
Близко так – долгожданное небо!
…Зарядим батарею. И хлеба —
перед тем, как «нырнуть», – напечем.

7.

Накренился горизонт,
Небо – скошено.
Сокрушаться – не резон
По хорошему,
По далекому вздыхать —
Это лишнее.
Наш удел – моря пахать,
Вот и вышли мы.
Нашим потом солона
Влага синяя,
Оттого сестра-волна —
Сильней сильного,
Потому вокруг простор —
Шире прежнего,
Ветер водит разговор
Не о нежностях!
Даль огнями впереди
Огорожена.
Командир свой курс следит
Настороженно —
Горячиться ни к чему
(Вахта – справная).
Был бы мир в родном дому,
Это – главное.

Не желаю судьбы другой,
Той, где буду покорно-кротким,
Где не борятся с ветром лодки,
Где не бесится злой прибой,
Где «не к спеху» и «не до драк», —
Теплой, ласковой и везучей.
Где всегда помогает случай
Разобраться – кто друг, кто враг.

Мне судьбой – этот край земли,
Это небо и море это,
Эти сумрачные рассветы,
Эти строгие корабли.
Здесь – начало моих начал:
Ледяная угрюмость сопок,
Чистота синевы высокой
И тревожно-пустой причал…

На другой стороне планеты
Солнце розовое встает.
А у нас – бедолаги-ветры
Гонят в бухту колотый лед.
Здесь, у нас, навалившись грузно,
Выдыхает Ночь – серебро…
И немногое, в сущности, нужно:
Просто – чтобы
Стало светло.

Захочется вольности вскоре,
Отринешь заботу и плен,
Но бурное, пенное море
Одарит – тоскою – взамен,
Соленые слезы норд-оста
Отмоют житейскую ложь…
И ты удивительно просто
Свободу свою
Проклянешь.

Полосу тумана сизого
В бухту тянет – кисеей.
Гром! – вороны с веток брызнули
И поплыли над землей.

Неба чистого, студеного
Опрокинут ковш большой…
Что с твоей неоперённою,
Но крылатою душой?

Сытно, сухо и спокойно ей,
Что ж так дразнит и гнетёт
Душу то, как птицы вольные
Совершают свой полет?

Вот бы ей – за ними следом бы,
Чуть качаясь на лету,
Бросив кус судьбы – несъеденным,
Падать в эту высоту!

Ленивые, как мухи в августе
(назойливые, как они),
кружат уныло и безрадостно
мои береговые дни…

Но вечером, в притихшем воздухе,
вдруг памятью рванешь назад —
в шипенье пены,
в тучи грозные,
на клочья рвущие закат!
Тревожный отсвет «проблескового» 2 2 Вращающийся желтый фонарь на рубке корабля. ,
желтком по мостику мазнув,
заставит видеть все по-новому:
дрожит, натянутый в струну,
лоснится
корпус лодки вздыбленной,
бьет в уши грохот дизелей.

Луна огромной рыжей рыбиной
с небесных сходит стапелей,
ныряет прямо в след кильватерный
и – все быстрей, быстрей – вдогон
скользит по драной звездной скатерти,
под хрип ветров со всех сторон.
Как дышится свободно, искренне —
где море, небо, корабли!

А тут – береговою крысою
итожишь прожитые дни…

…А в каютах в это время – тишина,
чуть поскрипывают
сетки узких коек,
бьется в борт брыкливая волна,
пота
кислый запах – густ и стоек.
Разметав горячие тела,
сон кружится,
как над полем бранным.
Побоку – заботы и дела,
нам на вахту подниматься – рано.
Сновиденья – каждому свои:
сад, залитый скользким лунным светом,
будущие жаркие бои
и любовь, оставленная где-то…
Сладок
сна навязчивый дурман,
далеко
родное побережье,
словно люльку,
Тихий океан
наш корабль
покачивает нежно.

«Рисуют мальчики войну…»
и умирать – пойдут, не горбясь.
Вновь – погляди! – десантный корпус
забрызгал шелком синеву.

Мальчишки грезят о боях,
о жарком солнце ратной славы.
Но чей там сок – росою ржавой
на сжатых танками полях?..

В руках – ружье? иль карандаш? —
не разглядеть за дымкой детства,
и новым – старое наследство:
тугой ремень да пыльный марш!

Когда бы: «только на бумаге»,
иль в пионерском «Будь готов!»,
но – разлинованность рядов
и – гордые! – над ними стяги.

Рисуют дети – все подряд:
что видели, что не видали.
…Звенят военные медали:
за рядом – ряд,
за рядом – ряд.

В который раз Ты предал нас, Господь!
Оболганы, гонимы, безъязыки,
Всё ж верили: Могучий и Великий,
Ты не позволишь нас перемолоть…

Как не допустишь, чтоб Твоя же плоть —
Под разума скудеющие блики —
Страдая, корчась, в отрезвленье диком
Дала себя сомненью побороть…

Тебе – Отцу! – не верим больше мы.
Плюем на все молитвы и псалмы,
Бежим Тебя, слепой Создатель наш —

Ужо нам ведома цена Твоей любови:
Насытясь нашей мукой, нашей болью,
Ты вновь и вновь детей Своих – предашь!..

Россия, Русь!
Опять несешься вскачь
за тусклыми болотными огнями…

Опять – беда,
опять – сиротский плач,
опять – пророки, битые камнями,
опять – судьбы слепое колесо.
И не смиренье – гордость! Нет, гордыня!!

Проходит все.
Пройдет и это, все.
Останется, быть может, только имя:
Рос-сия… Русь…

«Ну, давай, браток, народ не держи,
пошустрее подползай к колесу,
на широком колесе полежи.
И не жди, дружки тебя – не спасут!..»