Тихон Чурилин - Стихотворения и поэмы. Том 1. Изданное при жизни

С ожиданием воскресения связаны многие стихотворения поэтической книги «Весна после смерти». Так, в стихотворении «Васильки» лирический герой ждёт, когда «стены тихо отодвинутся // и поля, всё поля, в очи кинутся». В стихотворении «Троица» герой ставит берёзу «к столу над милыми цветами неживыми», в надежде, что она над ними «прозеленеет». Ту же надежду на пробуждение мы видим в строках стихотворения «Иней»: «А утром уже не будет трудно, будет легко – белеть. // И утром, будто обычно, сюда много – искать – придёт».

В следующем за «Старыми стихами» первом разделе книги появляются характерные для Т. Чурилина мотивы покоя/смерти и связанный с ними образ больницы. Здесь же возникают образы пляски сумасшедших («Ёлка в больнице», «Пляска») и мертвеца (беспомощного поэта, умершего в стенах больницы): «Придёт мой день – положат в ящик голым…» (его же мы видим и в следующем стихотворении «И находящимся во гробах дарована жизнь»). Описывая смерть лирического героя в больнице, его беспомощность перед происходящим, автор даёт ему своё имя: «И, вслед, безумный, видя, кличет: с Тишкой?».

На характерные особенности лирического героя «Весны после смерти» обратила внимание Н. Яковлева: «“Сумасшедший”, “урод” и “мертвец” – герой “страшного мира” “Весны” – близок к трагикомическому образу поэта не только Андрея Белого, но и раннего Маяковского» [21] Альманах Лица. С. 420. . Именно интерес к футуризму повлияет впоследствии на поэтику Т. Чурилина.

Выступив в первом разделе «Весны» как прямой последователь символизма, во втором разделе поэт обращается к экспрессионистской стилистике, совмещая её с символистскими мотивами [22] О продолжающейся связи с символизмом также свидетельствуют выбранные автором эпиграфы ко второму разделу стихов – оба взяты из И. Коневского. . В следующих текстах лирический герой готовится к смерти, поэтому собственно мотива весны-воскресения здесь нет. «Перед смертью комнату на солнце // Для меня найдут, перевезут меня», – пишет Т. Чурилин в стихотворении «Осенняя детская». В стихотворениях 1913–1914 годов из третьего и четвёртого разделов сборника поэт обращается к мотивам, не характерным для предыдущих частей книги: мотив народа-судьи лирического героя («Во мнения»), пожара («Новый год», «Жар»); наряду с мотивом покоя/смерти появляется мотив противостояния смерти («На ночь защита», «Ночью»).

В стихотворении «Бездомный», соответственно, символистские мотивы («Мои залы – ночные бульвары. // Мои гости – ночные нечаянно пары») совмещаются с экспрессионистической стилистикой («Кричат – голоса верещат, трещат – начался разъезд»). В «Конце Кикапу» они реализованы похожим образом («Но их уж нет и стёрли след прохожие у двери. // Да, да, да, да, – их нет, поэт, – Елены, Ра, и Мери»). Экспрессионистская стилистика заметна и в стихотворениях «Случай» и «На ночь защита».

Те же особенности поэтики Т. Чурилина мы наблюдаем в стихах этого периода, не вошедших в книгу. Например, в стихотворении «Красная мышь», ориентируясь, прежде всего, на экспрессионистическую эстетику, поэт пишет о «красном знаке» на брови у только что родившегося ребенка, знаке, который соединяется в сознании лирического героя с образом «красной мыши», проклятием: «Это красная, красная, красная мышь – // В красном доме такая тишь // Умри ж!» [23] Чурилин Т. / Публикация, вступительная заметка, подготовка текстов и примечания А. Мирзаева // Футурум АРТ: Литературно-художественный журнал. 2002. № 4. С. 118 (далее – Футурум АРТ. – Д. Б. ). . При этом образ «красного знака» можно понимать как в контексте символистской эстетики, так и с точки зрения экспрессионизма, равно как и образ «красной мыши».

По-разному могут трактоваться образы другого стихотворения, не вошедшего в «Весну после смерти», – «Смерть беса» [24] Там же. С. 119. , решённого в целом в экспрессионистической стилистике. Главное событие стихотворения описывается в подчёркнуто бытовой ситуации (беса сбивает поезд).

В современной критической литературе отзывы о «Весне после смерти» не многочисленны и скорее отрицательны. Так, например, В. Марков пишет, что «стихи в этой книге скорее плохие, чем хорошие, но интересны своеобразным сочетанием примитивизма и декаданса» [25] Марков В. История русского футуризма. СПб: Текст, 2000. С. 246. .

Однако первая книга Т. Чурилина получила немало рецензий от современников поэта, больше, чем прочие его книги, изданные в следующие годы. Например, рецензируя «Весну после смерти», Борис Садовской писал о начинающем поэте следующее:

«Стихи Тихона Чурилина представляют собою большой том, изданный “Альционою” в количестве двухсот нумерованных экземпляров. Таким образом, автор сборника “Весна после смерти”, выступающий, насколько нам известно, впервые, должен быть разбираем в качестве “поэта для немногих”. К таким книгам нельзя предъявлять обычных требований среднего читательского круга, но в то же время обособленность их даёт критику право относиться к ним взыскательнее и строже. Что сказать о Тихоне Чурилине, как о поэте? Он несомненно даровит и оригинален, хотя и не без постороннего влияния: учителями его в поэзии являются Андрей Белый (главнейшее, как автор “Панихиды”) и отчасти Иван Коневской. В стихах г. Чурилина мы не заметили надоедливо-пошлых вывертов дешёвого футуризма; он искренен и прост. Человек, сидевший в сумасшедшем доме, духовно умерший и после воскреснувший – вот тема Чурилинского сборника. Приводим одно из наиболее характерных, по нашему мнению, стихотворений (далее следует стихотворение Т. Чурилина “Конец Кикапу”. – Д. Б. ). <���…>

Будущее г. Чурилина рисуется нам двояко. Или поэт должен совершенно отрешиться от принятой здесь манеры и забыть первую свою книгу: тогда перед ним откроются новые горизонты и наступит действительно “весна”, или этою же книгой и закончится весь его литературный путь. Повторяться в таких приёмах нельзя, как нельзя жить в склепе, и самоуглубление подобного рода может привести молодого поэта к духовному самоубийству, как то видели мы на печально-поучительном примере г. Игоря Северянина» [26] Садовской Б. Весна после смерти // Лукоморье. 1915. № 26. 27 июня. С. 16. .

В свойственной себе манере критически высказался о «Весне после смерти» Владислав Ходасевич:

«…есть достоинство, ныне у молодых поэтов встречающееся всё реже; в стихах этих отразились движения души, правда, болезненные, изломанные и смутные, но, несомненно, подлинные. Правда, дочитав “Весну после смерти”, испытываешь такое чувство, словно вырвался на воздух из комнаты тяжело больного, но в конце концов сознаёшь, что таким чувством лишь подтверждается внутренняя правдивость книги <���…> До сих пор г. Чурилин учился, кажется, только у Андрея Белого, которому и обязан лучшими своими пьесами. Но этого мало: ему предстоит ещё очень много работы, если только он не возомнил уже себя гением <���…>» [27] Цит. по: Альманах Лица. С. 420. .