Елена Крюкова - Знаменный распев

Грифон, Симург… ирбис злится
в пятнистой снежной парче…
Всё Время, люди, индиговой птицей
сидит у меня на плече.
Я глажу его. Я ему шепчу – о нет, не суровый приказ:
А ласку, а сказку, и кровью косит
икряной круглый глаз.
Медвежий Молох, серебряный мох,
скалит пасть сатир,
Мохнатый фавн, ссутулился гном, ах, опоздал на пир,
А звери и птицы все уж сидят за обширным столом,
Звенят бокалами, пьют и едят, такой чертолом,
Носы и хвосты, нефтяные крыла, и спицею – клюв
Пронзает века, убрус у виска, рассыпается туф,
Чертополох прорастает огнём
сквозь каменных туч пласты,
Ты спой мне, Время, о том, о сём, голосистое ты,
Ты мне прочирикай, все иероглифы пробормочи —
От пенья сирены до струй Иппокрены,
до ифрита в печи,
До дымного джинна, тоской одержимого
по объятью живьём,
До крупа кентавра, хребта динозавра —
драконом зовём,
Плывя на плече моём по-над землей
на ковре всех ветров,
Ты спой, расскажи, что там будет со мной,
лишь криком, без слов!
Народы, герои в ладье уплывают, в широкой ладье…
Чирикай мне, Время,
как баба рожает нам жизнь или две,
Одну – на земле, а другую в зените, вот ворожба,
А Парки плетут одинокие нити, ажуром – судьба,
Пчелиным гуденьем, арахновым бденьем,
тафтой паутин,
Что слышу, что вижу за чуть внятным пеньем,
за мышцами спин,
За строем ежовым штыков лихолетных,
заводом войны,
За свалкой задворок, за голодом корок,
за снами Луны,
Что вижу, что чую, что въявь осязаю, и дыбом власы,
Рождает Царица Того, Кто мне снится,
Чьи – звоном – весы,
И скользкое тельце упорной кефалью —
из звёздной икры…
Заморской печалью!.. запечною жалью…
так стоны остры…
И эти рожальные, дальние вопли… всё бьют в потолок
Хибары, пещеры… отверзи ми двери…
входи, Царь мой Бог!
Ты в Мiръ стрекозиный, роскошный и нищий,
ворвался копьём!
Ты станешь на блюде священною пищей,
казнящим серпом!
Кровавым куском опалённого мяса…
где теста кругляш?..
Грядущая Пасха… великая ласка… её не предашь…
Громадным глотком ледяного кагора, надрезами вен,
Горячечным ветром слепого простора и зрячих измен,
Колен преклонённых, и уст воспалённых,
и слёз, солоней
Царя Соломона неведомых копей, и смерча сильней!
Вот – Бог мой, любимый! Сегодня родился!
А завтра распнут!
Уже не инкубы-суккубы, кыш, мимо, умчитесь в закут,
Сгинь, ты, Медуза Горгона, сгори, Минотавр,
Рассыпался рог твой, подножие трона,
твой век миновал!
Чудовища вы, на землице и в тучах, птичьё и зверьё!
Протянет напиться из рук могучих тебе, вороньё,
Протянет вкусить – ломтём в голодуху —
любови пирог:
Поверх всезнанья, зренья и слуха, меж тающих строк,
Дорог, начертанных киноварью, коварных когтей,
Меж гари беззвёздной войны и свары
безумных детей:
Мы долго и больно тот свет ожидали, тот Агиос Фос,
Что – визгом младенчика в одеяле пылающих роз,
И тает Господь, улыбаясь и плача, лучом уходя
Во мрак панихидный кафизмы горячей,
в сиянье дождя,
В мерцанье снегов… потерпи хоть немного…
страданья не вем…
Грядите, людие, хваление Богу днесь принесем.

Голос твой соловьем звенит и пусть собаками облаяна
якоже бо купина не сгораше опаляема
да и собака то человек в лае заходится
напрасном бешеном
возьми кусок из руки ты бедолага лохматая лешая
возьми мою белую кость погрызи
ну раз так-то захлебываешься
сама во свой лай кандальный заковываешься
сама своим лаем гордишься и упиваешься
всеми четырьмя лапами в железный лед упираешься
ты ж собака моя родная глаза бездонные
давай тебе песню спою
про то как прейде сень законная
благодати пришедши на колени валюсь перед мордою
перед клыками когтями смертями я ведь не гордая
давай собака вместе полаем вместе оно сподручнее
вместе все спорится и разъятое и обручное
и рожальное
и рыдальное
и ростральное
и расставальное
и разымчивое и переимчивое
и небесное-беспечальное
ах ты ангел собака да крылышки Бог тебе
не приделал шерстистые
лай ты лай на ветру страдай одиноко неистово
да я ведь с тобой брешу над судьбой
смеюсь над усталостью
над рыжею шкурой над жизнию-дурой
над сонною старостью
и ты собака стара лай хоть до утра
а я тебе вторю на четверенечках
а утром лай оборвется пора
и нас разгрызет время семечками
и выплюнет шкурки шерсть кожу ошурки
а лай зазвучит нежной песнею
и две беспризорки две полудурки
за гаражами любви сторожами воскреснем мы

Мы все друг другу – ой, зеркала…
Отражаемся сотни раз…
Цепь бесконечности так светла.
Не узнаём мы – нас.

Мы все друг другу – ох, двойники…
Всё люди, а конский храп…
Медвежий стон, вой волчьей тоски,
А человек так слаб.

Мы все друг другу – одна еда.
Ты глубже зубы вонзи.
Ты думал – один?.. а ты – стада.
Копыта тонут в грязи.

Не мясо жарим, а бытиё.
Не рыбу варим, а смерть.
В котле времен стираем бельё:
Надеть его не посметь.

И только там, на последней черте,
Спохватываясь: дураки!.. —
Величаем Тя, Живодавче Христе,
В тени Твоей стоя руки.

Дрожа, молясь у тьмы, у черты
Страданья – любовью одной:
Чтим образ Твой, образ святый,
А небо – синей стеной.

Бормочем: останься со мной… со мной…
Останься с нами… не брось…
А свет относит нежной волной
Ветер Твоих волос.

Величаем тя, Живодавче Христе…
Я томлюсь о красоте! Я живу в красоте!
Я так жизнь люблю, как ребенок – ель
Разнаряженную; корабельную колыбель.
Каждый день мне – праздник. Мне праздник – хлеб,
Даже черствая корка, соль судных судеб.
На меня в подворотне разбойник – прыг!..
А я ему – лунный отчаянный лик!
А я ему – Солнце, а я ему – Луна,
А я ему бормочу: жизнь-то, дурень, одна…
А он мя валит на снег, да на спину – ногой:
Что, вопрошает, правда не будет другой?..

Да мне все равно, что там будет, ТАМ!
В хороводе кручусь! Самоцветы – к перстам!
Вышиваю шагами строчки-стежки
Вдоль больницы последней… вдоль застылой реки…
Это праздник, ты слышишь! Я лишь самоцвет.
А кому мя дарили – того не было и нет…