Андрей Мирошников - Кочевник

Завтра всё как вчера – это небо,
распятое рамой,
И колодец двора с вечной сыростью
ночью и днём,
Подоконник, истёртый за годы моими локтями,
Инвалидное кресло, и я,
живший некогда в нём.

Я родился таким —
инвалидом, уродцем, убогим.
Нелечимую немочь
судьба мне в насмешку дала,
Бесполезную ношу – тонки худосочные ноги.
Как хотел я сменить их
на два непорочных крыла!

А внизу, как избушка Яги,
на бревенчатых лапах,
Голубятня стояла. И весь мой осознанный век,
Круглый год, до зари,
появлялся, в затасканной шляпе,
Ненормальный хозяин —
добряк по прозванию Швейк.

И когда поднималось над городом
мудрое Солнце,
И стелило лучи или путалось в тучах кривых,
Рассекая пространство,
взлетали из глотки колодца
Белоснежные птицы —
пернатый неистовый вихрь.

Забывался хозяин
в какой-то немыслимой пляске,
И понятна была эта радость —
щенячий восторг…
Я писал кренделя у окна инвалидной коляской,
А над дыркой двора
кружевами был вышит простор.

Как-то ночью сожгли голубятню
дурные подростки,
И чумазый хозяин вконец одурел и раскис:
Он, скуля, ворошил обгорелые чёрные доски,
Прижимая к груди тёплый уголь
и трупики птиц…

Небо стало пустым.
Серой тряпкой уныло обвисло —
Не касалось давно волшебство
белоснежным пером…
Я с постели уже не встаю.
Дни, как чёрные числа,
И кружит в небесах жирной копотью
стая ворон.

Зной на улице, пыль на стёклах,
На столе – вместо пыли – снег
Белой скатертью. Быть застолью
Или пoминкам по весне?

За портьерами – белый полдень,
Раскалённая добела
Пыль дорог. А на досках пола
Вьюга холоду намела.

Созревает под самой крышей
Снег
И падает с потолка,
И, накинув пальто,
Ты пишешь,
Снег сметая, как пыль, с листа.

Если вдруг тяжела погода,
Там,
Коль выйдешь ты, за стеной —
Возвращаешься и уходишь
В этот метеомир иной.

Снег стряхнув, поведя плечами,
Ходишь, слушая хруст да скрип,
И подолгу глядишь в молчаньи
В окна с наледью изнутри.

Там – Геенна невыносима,
В пепел крылья палит огнём.
Выдыхаясь, теряя силы,
Ангел бьётся в твоё окно.

Осенний день яснее, но короче.
Сжимает сердце близость холодов,
И белизна небесная – на клочья,
На клочья – зелень бывшая садов.

…Упасть листвой, безропотно, покорно,
На самый тихий шёпот перейдя,
И обратить былую крону в корни
Под сирый плач казённого дождя…

Под ранний вечер первый снег на плечи
Опустится, как ранние цветы,
Которые так просто искалечить
Неловким жестом, краем теплоты.

…Залечь, как снег – без шороха и грома,
Стыдливо скрыть неровности и грязь,
Увековечить сумрачную дрёму
Надёжнее немыслимых лекарств…

Но вдруг – весна. Ворвётся и сожжёт,
Растопит белый сонный порошок.

…Принять дурманной солнечной отравы
И лечь, как свежескошенные травы…
Усталость жжёт
Сильней вулканьей лавы.
Устал.

Этот малый завидует? Бог с ним…
Но завидовать нечему, брат —
Здесь никто так не воет под осень
От желанья отсюда удрать.
Я глотаю лихие снадобья,
Принимаю дурман-порошки —
Будто это лекарство от злобы,
От которой подводит кишки;
Я пишу под наркозом, «под мухой»,
А иначе – скрипенье зубов:
Посмотри, как нахально порнуха
Псевдоним выбирает «Любовь»,
Запивает дешёвым шампанским
Безусловный провал, как триумф! —
Я петлёй замеряю пространство,
Что давно превратилось в тюрьму.

И во сне не бывает пощады —
Собираются искры в пожар.
Обращается бранью площадной
Мой громадный божественный дар!

Удивляются мудрые люди
И находят забавным житьё,
Где питаться из общей посуды,
И держаться за место своё,
Размножаться, давая потомству
Понимание: «Делай, как все»,
Отвоёвывать место под солнцем,
Прогоняя незваных гостей,

И взрываться общественно – Стая!
И впиваться, взвывая: «Чужой!» …
…Ты листаешь странички, листаешь,
Отдыхая под шелест душой…
Я живу. А считал – по ошибке

Занимаю чужие места.
Но уже не трясутся поджилки
От гортанного окрика: «Встать!»
Я не встану в ряды легиона.
Не осклаблю оскалом уста —
Не отнимут ни рост мой, ни гонор,
Угрызения стаек и стай.

Я глотаю лихие снадобья,
Растираю для них корешки,
Чтобы вытравить тoчину злобы,
От которой острее клыки;
Чтобы ночью не видеть пожаров,
Чтобы, как бы ни жгли угольки,
…………………………………………
…………………………………………

Не играть желваками на скулах,
Улыбаться, как будто глухой;
Чтоб любовь отличать от загула,
И дерьмо от хороших стихов;
Чтобы в петлю уж было не в тему,
Даже если изысканный шёлк;
Чтобы просто не путали с теми,
Кто себя в этих стаях нашёл…

Не завидуй ты мне. И не бойся —
У тебя не такая игра:
Слышишь клич? – Заправляйся и стройся.
И добра не ищи от Добра.

Ты – мой Каин.
Я – твой Каин.
Каждый – зол и неприкаян,
Каждый носит камень свой.
Каждый выжидает время,
Каждый целит камень в темя,
Каждый носит в сердце бремя —
Я живой,
И ты живой.

Ты – мой Каин.
Я – твой Каин.
Нам не надо красной ткани —
Появляясь за спиной,
Кровью красим полотно.
Без оглядки на Завет,
Кровью красим белый свет,
И с небес закат стекает…

Каждый Каин нераскаян.
Каждый каждым попрекаем.
Каждый шепчет: «Не убий!» —
В каждом где-то Авель спрятан.
Люди братья все.
Аминь.

Последствием безумных мужеств,
Дурных торжеств —
Плащом охватывает ужас.
Подняв на шест,
Себя – отсeченная напрочь,
Но всё ж – жива—
Всё плачет, думает и плачет
Голь-голова.
И думы – поздно и напрасно —
Лелеют сласть,
С которой смешана опасность,
Чьё имя – страсть.
Страх! – загнан в угол. Шепчет вором:
«Сквозь стену – лезь!»
Как время стрелками пришпорить? —
Скакун тот резв!
…Плющ оплетает палисадник
Вьюном молвы…
Куда деваться мне? Я – Всадник
Без Головы!
Безвыходность звучит: «без-выдох»,
Как будто «сдох».
Но если выкрикнуть: «Изыди!»,
Когда же вдох?!
Когда дышать не удаётся —
Умри, усни.
…Да только любится, как пьётся —
Едва начни…