Римид Нигачрок - Год за годом. Стихи 1988—2012 гг.

Бегун скользит без всякого труда,
Открылись плечи белые, лопатки:
«Как позову, тогда войдешь сюда…
Вот хорошо, что молния в порядке!»

Пока смолил на кухне папиросы,
Воображенье черте что сулило…
А если заглянуть туда без спроса,
Прогонит? «Можно, я готова, милый»

Цветная блуза и в облипку джинсы,
В туфлях черных, средний каблучок:
«На танцы: нет, гуляем просто нынче.
Ты что подумал, славный дурачок?!..»

Щебечет Клава, взяв меня под руку,
О ком, о чем – никак не разумею,
И что за чувство: радость или скука.
Гуляю ночь по улицам я с нею…

Завернутый в вечернюю газету,
За пазухой пригреется бутыль,
И рыхлая минтайная котлета
Навеет мне студенческую быль.

Автобуса селедочную плотность
Привычно с полчаса и потерпеть.
Товарищ мой – студент голодный,
После котлеты с водкой станет петь

Мне под гитару грустные напевы,
Любовь свою, оплакивая скрытно:
«Влюбился я в молоденькую деву,
Она меня не любит, как обидно!..»

Когда стоят стаканы под завязку,
От дыма сигарет висит уже завеса,
Расскажем незатейливые сказки,
Банальные студенческие пьесы.

Потом и сам под финиш, опьяненный,
Пойду искать в ночи оборванную нить,
И под окном униженно влюбленный,
Начну себя за что-нибудь корить…

Черными окнами дом на дорогу
Смотрит тоскливо проемами глаз.
Здесь постою удрученный немного,
От чувства утраты родится рассказ.

В двери войду, осторожно вступая:
Хлам, головешки, железа корявость…
По сердцу ударит боль резко тупая…
Жестокий огонь поработал на славу.

Лестница вверх вся золою покрылась,
Битый кирпич вперемешку с посудой,
Огонь похозяйничал с яростной силой,
Что я увидел здесь, в век не забуду.

Квартиру сестры, где бывал, не узнать.
Спиральная плитка на тумбе железной.
Ругалась на дочь за неряшливость мать,
Пилила за пьянки-попойки и, бесполезно.

В недогоревшем тряпье от матраца
Сверху бутылки копчёные с водки,
Стол ли со стульями, не разобраться,
Свисает лохмотьями всюду проводка.

Стекло под ногами хрустит неприятно…
В трагедии лик безобразный взглянул,
С душой, потрясенной спускаюсь обратно,
Дом черный, и мертвый пугающий гул…

Расколотость полотна и части
Дуновеньем порхают небрежно;
Так посуда из рук – на счастье,
Или в стену комочком снежным.

Обессмертить мгновенье словом,
Собирая брызги цветные детства,
Тем придать им порядок новый,
Душе-страннице приодеться…

Вот увидел себя мальчишкой,
От мороза румяные щечки.
Шапка, шарфик, на вате пальтишко.
Я – охотник, солдат и летчик!..

Ногу выше, тяните носочки!
Раз-два, раз-два, левой, раз!
Я шагаю по лужам и кочкам.
Я курсант, и дом мой – плац.

Ромб в петлице, костюм с лавсаном.
И прощальный студенческий бал.
Выпускник. Инженер…. Как странно!
Новизны впечатлений шквал…

Ряд станков. И начальство. И планы.
Суета! И нервозность: давай!..
Мне опять удивительно странно,
Роль чужую как будто играй.

И расколота вся картины…
Брызнет память струёй огня.
Нет для грусти моей причины,
Отпустила бы память меня!..

Язык единый, нам понятен
Не всякий в группах разговор,
Поймет тебя в тот час приятель,
Чужой же скажет, мелишь вздор.

Обучен, кто разносторонне
Наукам разным и искусствам,
Не станет спорить с посторонним
С эмоционально слепым чувством.

Не перебьет на полуслове,
Ошибки вежливо поправит,
Фальшь казуистики уловит,
Но промолчать он так же вправе.

Язык усвоенный устойчив
К набору фраз в одних значеньях,
Менять не может и не хочет
Ум центра сосредоточенья.

Усвоен, часто, с детства говор,
Лишь пополняется словами,
«Привет, пока и будь здоровый»
Хранит под коркой крепко память.

Так говорят, и нам привычны
Давно усвоенные фразы,
Не распознать за ними личность,
И рядом кто, поймешь не сразу.

Кто сыплет термины некстати,
Свой ложный статут обозначив,
Доверие вскоре он утратит,
Щелчком по носу будет сдача.

«Обогащает разум чтенье» —
Для нас цитата так затерта,
Что не находим в ней значенье,
Послав совет со школы к черту!

С какими группами ты связан,
Такой язык твой постоянный,
И сленг поддерживать обязан
Даже тогда, когда ты пьяный.

И автор этих пошлых строчек
Сам у банальностей в плену,
Пусть показать он и не хочет
Изъяны, а речь его и так поймут.

Если не рыть глубоко,
Рефлексируя в меру,
То лукавые три подружки —
Надежда, Любовь и Вера, —

Скорее мягки, чем колки,
Бессмысленно смысл не ищут;
В душе не горят пожары,
Не толпятся вопросов тысячи,

И ум отдыхает сонный,
Мелькание дней не видит,
В спокойствие мир созерцает,
И на судьбу не в обиде.

А как потревожишь гнезда
Осиные, жалят и жалят
Крылатые мстители душу
Тоскою, обидой, печалью.

Нигде не находишь спасенья,
И ноют незримые раны,
И сладкое кажется горьким,
В судьбе роковые изъяны

Находишь, и смерть призываешь
Утешить, прижать к своей груди;
Боишься, а как не отпустит,
Вконец зацелует и сгубит.

Нет, нет, замолчи сумасшедший,
Станут ловушками ямы,
А осень – обычная осень,
Судьба твоя лишь мелодрама,

Иль даже трагикомедии,
А в целом – обычная пьеса,
Где роли играют герои
Пустячные, но с интересом.

И любят, страдают, мечтают,
И ты на них многим похожий,
Такой же герой простофиля,
Чуть-чуть поумнее быть может.

Корни порежешь лопатой,
Если на штык заглубиться,
Засохнет познания древо,
Вить гнезда не станут и птицы.

Копай осторожно, неспешно
В истории личного дела,
Ищи в нем не преступленья,
А то, что достигнуть хотелось,

Удобри слезами порывы,
Окучивай хрупкое счастье,
Подвязывай тряпочкой нежность,
Сад сбереги от ненастья.

«Нет, мама, нет!.. я против, чужой он нам мужчина.
А как же папа? его забыть? ах, мама, невозможно!»
«Нам легче будет жить, Иван поможет нам, Галина.
А папа давно не с нами, твои, дочь, чувства ложные»
«Я против всё равно, чужой мужчина в доме,
Нет, нет, не нужно нам отца, родного кроме»
«Родной, но не по крови, а отчим, я повторяю заново,
В метриках Владимировичи все, а ты одна Ивановна,
И хорошо, что так, пусть люди думать будут,
Что ты родная дочь Иван Петровича, не удочерит покуда»
«Да пусть и не отец, а отчим, он мне навек родной,
А этот Иван Сергеевич противен мне…». «Одной
Мне будет очень трудно растить вас четверых,
Во-первых, тебе тринадцать, доча, это, во-вторых.
Что ты в свои-то годы о жизни знаешь толком.
Как на цепи собакой, завоешь диким волком,
Когда детей орава, а муж лежит в могиле…»
«Я не ребенок, мама!.. ведь как-то мы прожили
Четыре года после здесь, и в Коми, и вернулись
Опять в поселок этот …, я помогу, мамуля!..
Не нужно тебе замуж, мы проживем, мы сдюжим,
Я не могу представить твоим чужого дядю мужем!»