Алексей Черных - Избранные вещи

По земле, водостоку, навесу.

В каждой бочке чудесного мёда

Капли дёгтя не знают брода.

Сонет серый

Истлел закат за пеленою

Свинцовых, непрозрачных туч.

Мир облачился серизною,

Когда увял последний луч.

Как будто провалившись в сказку,

Где правят крысы-короли,

Мышино-блёклую окраску

Верхушки сосен обрели.

Им ни Щелкунчик не поможет

Избавиться от серой кожи,

Ни Супермен, ни Алладин

И ни Иван, крестьянский сын…

Вернуть обычный яркий цвет

Поможет только лишь рассвет.

Сонет оранжево-розовый

Луна – чуть оранжево-розовая –

Неспешно за лесом взошла.

Сквозь сосны пробиться непросто ей:

Пока что слаба и тускла.

Моментами удаётся ей

Мелькнуть через сетку стволов,

Даря и тепло, и эмоции,

И… просветленье мозгов.

Не каждый умеет при случае

Эмоции эти ловить,

И слабые лунные лучики

Меж соснами находить.

А это, быть может, лучшее,

Чего ради стоит жить.

Сонет августовский речной

Ночей промозглая прохлада

И дней гнетущая жара –

Всё с августом не так, как надо,

Он – предосенняя пора.

Река иссохла, обмелела,

Отдала всю себя полям.

Течение воды несмело,

И плети ряски тут и там.

Чуть суховато, и уныло

Шумят рогоз и камыши.

Быть летом августу постыло,

Как видно, до глубин души.

Но осенью, чтоб не хандрить,

Он тоже не хотел бы быть.

Сонет августовский пейзажный

Край поля скошенного выкушен

Из блёклой зелени кустов.

Жарою августовской высушен

Мир обезжизненных лугов.

И даже небо обесцветилось

От жарких солнечных лучей.

Глазам ни облака не встретилось,

Ни жаворонков, ни грачей.

Недвижим воздух, будто влагою

Пейзаж понурый обделён.

Стал август беспросветным скрягою –

Не дарит светлых мыслей он.

И всех замучил он собой,

Ушёл скорей бы на покой.

Сонет хрустальный

Как осколки хрустальной вазы,

Разлетевшиеся по по́лу,

Облака изумляли сразу

Видом ярким, но не весёлым.

Утопая в холодной сини

Ослепляющего неба,

С апатичным и квёлым уныньем

Переблёскивались слепо.

Вроде утро и вроде солнце,

Что горит золотым червонцем,

Вроде бы облака – не тучи,

А душе от того не лучше.

Ибо осень всегда холодна,

Даже если блестяща она.

Сонет осенне-фиго́вый

За сентябрём, твердят, придёт октябрь –

Так предначертано… И это так фиго́во,

Нашёптывая сонм абракадабр,

Не сметь наколдовать себе иного.

Не сметь наворожить себе апрель,

Пейзажное томление отбросив.

И тратить на пустое акварель,

На сотню раз написанную осень.

Не смея наколдовывать весну,

Владея миллионом заклинаний,

Жить сентябрём у осени в плену,

В плену багрянцев и очарований.

Писать о ней, не воя на луну

От старых рифм и словосочетаний.

Сонет лампочный

Одна единственная лампочка

На сотню негорящих ламп

Спасёт от гоголевской панночки,

И прочих ведьм, и прочих вамп.

Она укажет направление

И посодействует в пути.

Она звезда ночного времени,

Хранитель… Ангел наш… Почти…

Но лишь рассвет лицо потрогает,

Прогонит страх из наших глаз,

Её забудем мы тотчас,

Как часто забываем многое –

То, что спасало много раз

И что поддерживало нас.

Сонет наплевательский

Вот ветру на осень плевать,

Ему ведь что осень, что лето –

Только бы завывать

В вершинах деревьев где-то;

Поддавшися баловству,

Шумя по задворкам гулко,

Осени пыль и листву

Гонять по глухим закоулкам.

Ему бы в печной трубе

Гудеть недоспавшим Вием.

Выпячивать в похвальбе

Уменья свои лихие.

Легко ему бунтовать,

Поскольку на осень плевать.

Сонет солнечно-зайчиковый

Заплутавший средь ста тысяч зеркал

Зайчик солнечный устал и поблек.

Часть фотонов он своих растерял,

Но по-прежнему не сдерживал бег.

Даже холод и зеркал шельмовство

Вряд ли смогут мысли зайчика сбить

С предопределенья его

Мчаться и светить, и светить.

Встретив сотни раз свой репринт,

Из конца в конец пройдя лабиринт,

Всё заполнит светлой радостью он.

Свет ведь по природе таков:

Будет мчаться до скончанья веков,

Если жив один хоть фотон.

Сонет матовый

Был он явный мастер слова

Преизрядного калибра –

Он ругался матом, словно

Наговаривал верлибры.

Так искусно выражался,

Что заезжий иностранец

Яркой речью восхищался,

Видя в ней гламурный глянец.

Всё-таки в изящном мате

Есть особенная сила:

С ним дела идут приятней,

С ним проблемы не постылы.

С матом даже мне понятней

Верлибро́вые посылы.

Сонет розовый

Роза восхищает наше зрение,

Роза услаждает обоняние,

Тешит вкус – ликёром и варением,

Сластью лепестков, отцветших ранее.

Слух – не восхищает, ведь шуршание

Розовых кустов мы, к сожалению,

Вряд ли отличим от шелестения

Сорных трав у брошенного здания.

Разве только чувство осязания

Не обманет наши ощущение,

Уловив на стебельке растения

Острое колючек беснование.

Уколовшись раз, изменим мнение

Мы о розовом существовании.

Сонет шашлычный

Ещё слегка алеет запад,

Но воздух душат – не слегка! –

И едкий дым и едкий запах

Всепроникающего шашлыка.

Три сотни местных лоботрясов

На всех участках, всех щелях

Мангалы греют в жажде мяса,

Зажаренного на углях.

И дух, подобный адской смоли,

Иные запахи тесня,

Задушит, сдавит, обездолит

Всю свежесть выходного дня.

И хочется спросить: «Доколе?»

Но вряд ли кто поймёт меня.

Сонет эфемерный

Не сможет подлинно поэт,

Словесных излияний дока,

Живописать, как лунный свет

Пронизывает бренность окон.

Не хватит слов, чтоб волшебство

И призрачность лучей неброских

Отобразить в скупых набросках

И рифмах текста своего.

Свет эфемерен в этот час.

Луна и ночь волнуют нас

Своей божественной затеей.

Пылинки редкие блестят,

И кажется, то вальс кружат

Микроскопические феи.

* * *

В лентах везде советуют

Не выходить из комнаты.

Бродский, твердят, безумных-де

Рекомендаций не даст.

Плохо на этом свете, мол:

Даже если обдолбан ты,

Радость извне – бездумная,

Создана

не для нас.

Не выходи, не мучайся

Страшными ожиданьями,

Пусть там вовне беснуются –

Это не для тебя.

Трепет души трясущейся

Пусть подтолкнёт сознание

Не выходить на улицу,

Ходить, если что,

под себя.

Если зажат вероломно ты

Страхом коронавируса,