Игорь Макаров - Аркадий

6"Он по-французски совершенно

Мог изъясняться и писал.."

А. С. Пушкин.

7Герой "Двенадцати стульев" и "Золотого теленка" – Остап Бендер.

8Библию, однако, пытаются у нас преподавать в школе, но сие есть уже идеология. Мысль о том, что миром правит существо, по образцу и подобию которому создан человек, ко всему прочему всемогущее, выглядит наивно. Или оно не всемогущее или библия врёт, что человек создан по образцу и подобию, тогда ей грош цена. Кроме всего прочего любая церковь есть уже творение рук людских и о её божественном происхождении смешно даже говорить. Проще поверить в разумность вселенной, чем в бога.

9Гречко-министр обороны при Л. И. Брежневе.

10Плохо приготовленная перловая каша имеет синеватый оттенок, в чём я убедился сам.

11Носки выдавались в тот период солдатам только под парадную обувь. Может я и ошибаюсь, поскольку носил офицерские погоны и особенно не вникал в нужды солдат, мало подходил по образу мысли к офицерскому сословию, хотя меня и считали в их среде своим, как Пушкина среди военных.

12"Как Байрон, гордости поэт.."

А. С. Пушкин.

13Повествование относится к восьмидесятым годам, а тогда направление студентов на отработку было обычным делом, что ранее считалось пыткой и унижением – в нынешнее время смотрится благом.

14…грязь – мразь, – что-то подобное есть у Высоцкого.

15"Чего же более? Свет решил.."

А. С. Пушкин.

I

И для чего мы в мир сей входим:

Какую роль должны играть,

Зачем по этой тверди бродим,

И что должны своё сказать?

Какие ждут нас на пути напасти,

Какие маленькие страсти

Нас поведут по жизни всей:

Иль ветер жизни нас иссушит,

Рабом ли станем мы идей,

Бабёнка глазками присушит,

Иль путь, едва начав, измучит.

Ошибка ничему нас не научит,

И следом ляжет нудная дорога,

Какого ждём мы от неё итога?

II

Иль на вещах мы все свихнёмся,

А сердце сменим на мотор,

С тоской пошлятины напьёмся,

Собрав в мозгах и грязь, и вздор;

Или вином мы обожрёмся,

В похмелье скучно окунёмся,

Чтоб не смотреть на жизнь в упор,

Чтоб ничего не делать в жизни,

Чтоб душу не сжирал укор.

Как словно на своей мы тризне

При жизни оказались вдруг,

И, побоявшись показать испуг,

Тихонько отошли в сторонку,

Живя без пользы и без толку.

III

Или в каморку мы запрёмся,

Отгородившись ото всех,

И в телевизоры уткнёмся,

Для развлеченья и утех,

Или дитя одно родим

И будем бегать век за ним?

Или предметом сделаем успех,

Положив силы на обман и блеск:

Фортуны скоротечный смех,

И славы милой мощный всплеск.

Чтоб им упиться до отвала,

Пока волна твоя не спала,

Или ещё чего изобретём,

На жизнь в конце пути сопрём.

IV

Но бытие есть наш кумир-

Со школы это каждый знает,

Поскольку Маркса русский мир

До ныне на цитаты раздирает.

И мы за «Капитал» не брались,

Тем паче сердцем не касались.

А ведь живём. Какое дело нам,

Что мы на свет произведём?

И будет память лишь друзьям,

Иль мимо как-то проплывём,

Что и на наших похоронах,

Как знать, великих или скромных,

Не проворчал чудак, сощурив век:

"А был вообще-то человек?"

V

Но мы себя ваяем сами,

Резцом небрежным и немым,

И неумело, сказано меж нами,

Уверенно, что выглядит смешным.

Мы сами лепим для себя кумиров,

Иль из себя творим сатиров,

Взираем робко в чей-то рот,

Банальной мысли плещем дружно,

И, падая из года в год,

Не замечаем: ничего не нужно.

Чужое кое-как усвоим,

Себя из жизни тем уволим,

Иль будем, как Онегин, вслед брести,

Да груз мозгов в тоске нести.

VI

Аркадий жил анахоретом: 1

Вставал он рано поутру,

И, с наступлением рассвета,

Топтал росистую тропу.

Подтягивался раз по двадцать,

Затем ещё, минут пятнадцать,

Купался с наслаждением в реке,

(Что шепот вызывало и усмешки).

Перекусив лениво, налегке,

Он на работу шёл уже без спешки.

Обед в столовой после часа,

И ужин там же раз от раза.

Затем в библиотеку заходил

И след часа он два бродил.

VII

По ночи долго он не шлялся:

Пытал уж дома толстый фолиант,

Усердно в мудрости копался-

Достойный лучшего наш франт.

На сон грядущий пил он чай.

Крепчайший! Больше наливай!

А перед сном немного отдыхал

И, как убитый, засыпал;

Пока зарю будильник не орал,

И день поспешный наступал,

И в окна лучик уж влезал.

И, как вчера, он протекал:

Без изменений и тревог,-

Он по-иному течь не мог.

VIII

Но нам ещё даются воскресенья.

Про них сам бог оповестил:

Тогда не нужно трудового рвенья,

И траты времени и сил.

Тогда уж можно поваляться

И вволю можно отоспаться,

В охотку чем-то и заняться,

Не тем, что в жизни суждено:

Хоть в гости к другу нам собраться,

(Мешать кому-то – всё одно),

Иль на рыбалку с ним податься,

Иль просто в речке искупаться

Нам можно в эти же часы,

И греть на солнышке носы.

IХ

Аркадий наш режим не изменял:

Поутру рано он вставал,

Кросс свой обычный пробегал,

Купался, ел и отдыхал.

Затем подолгу что-то он писал,

Над писаниной этой размышлял.

С обеда он всегда гулял,

В луга и перелески забредал,

Цветов немало там измял,

Букетами зачем-то собирал.

А вечер проходил обычно:

Сидел над книгами привычно.

В них, видно, истины искал,

Но чаще, лишь начав, бросал.

Х

Соседа нового явленье

В посёлке вызвало фурор,

Но языку хватает рвенья:

Он сразу суд и прокурор.

Сначала все его манеры

И бывшие уже примеры

Не вызывали этот зуд:

Лишь все невесту подбирали.

Ну что ещё добавить тут?

Уж этих кумушек мы знали:

Они не раз нас зазывали,

Не раз и глазками играли,

Не раз невестами стращали,

Не раз так мило обольщали.

ХI

Но наш Аркадий в их кругу зевал,

И, если мог, то – избегал,

В уме их шаржи грустные марал,

Но, понимая всё, прощал.

А девки наши походили,

Но дружно этак порешили:

Что в жизни он – балласт и груз.

Что ждать? И что с него иметь?

Что ж будет с тех семейных уз?

И как гадать, на что смотреть?

Зачем он им? Его же не понять!

Уж лучше кто попроще запрягать,

С постели ими управлять.

Нашли, что явно он дурак:

От счастья пятится, как рак.

XII

Но общий глас его не задевал,

Отнюдь не обходя вниманием,

Словам таким он цену знал,

И знал умом и подсознанием,