Татьяна Батурина - Благодарность ведет в райский сад: венок поэм

И мельком сон маячит мой!
Какая мука… что скрываю,
Какое зло таю? Домой
Иду –
И вишен не срываю.

…Идут по шляху не пыля,
Как память иль туман,
Не ямят житные поля
Павло и Иоанн.

За дольный дол,
за крайний край
Течёт родная рать,
А как её встречает рай –
С земли не увидать.

Для смертных веси Вышних сил
Безвидны и пусты,
Зато в овершиях могил
Печалятся кресты.

Но средь каких подрайских жит,
Надеясь на талан,
Павло невидимо лежит,
А рядом – Иоанн?

Да на Руси же на родной!
Быть может, у ветлы,
Куда приносит ветр ржаной
Пуха половы пострадной? –
Здесь, поминаемые мной,
Лежат мои хохлы.

Уж сколько лет наследный крик
Печёт мои уста:
Не вечный огнь –
бессмертный хрип:
«За Родину! За Ста…»

Пугливые ночные бабочки
Влетают в окна со двора.
Бессонные ночные бабушки
Маячат в окнах до утра.
В ночах и долгих, и томительных
Глаза их слабые ясны,
От сновидений истребительных
Давно они упасены.

И даже снами намолёнными
Не успокаивает ночь:
Под одеялами тканьёвыми
Не спится, холодно, невмочь…

Земля их взоров не сторонится
И не взыскует за погляд,
И тихо бабушки-бессонницы
На землю тихую глядят.

Что видят?
Словом не обмолвятся,
Немы их тайные пути
К той утешительной околице,
Куда назначено дойти.

Куда?
Ни постука, ни голоса,
Ни запоздалого письма,
И ниже ветра,
тоньше колоса
Их немудрёные дома.

А я – из грешниц,
из мечтательниц
В младом согласье глаз и рук –
Как я стесняюсь их, старательниц,
Как я жалею их, старух!.
Приноровляюсь к их беседушке –
И утро благостно-тепло…
Ах, бабушки, седые детушки!
И твердь земли, и неба скло…

Сколько б добра ни свершили,
Чтоб не владычила тлень, –
Есть ещё в мире вершины,
Есть ещё завтрашний день.

Песенный влюбчивый голос,
Горнему вторя певцу,
Животворит, словно колос, –
Мне эта нива к лицу.

Помню, как в здравом застолье
Грезил под скрипку отец, –
Словно поил чистополье
Лепетных детских сердец.

Отсветы этого пенья
Держат доселе в тепле
Душу, а бремя ученья –
Нива ума на челе.

Вечна Господня держава,
А человек –
словно миг.
Будет ли доброю жатва
Певчих колосьев моих?

Берёзы и дети, кресты и купавы,
Вещующий ветр и живая вода –
Для плоти и духа, для доли и славы
Трудился-молился мой рус навсегда.

Из ниток лозовых, из вишенных бусин
Сплеталось монисто для всякого дня,
Роняли перо перелётные гуси –
Вослед поклонясь, подбирала родня.

Копилась великая музыка рода,
В ней пели петуньи, цвели петухи,
Скользила меж пажитей реченька Росса,
Пока не стекла – до слезинки! – в стихи.

Жива ли? Я помню холмы и долины
В родном государстве с названьем села,
Они-то на месте, они-то из глины
Да жилы древесной,
а речка – из сна.

Из сретенья сердца и времени века,
Закончится век мой – закончатся сны,
И так уж цветная вишнёвая ветка
Растерянно тает белей белизны.

Во снах ли?
Ужель наяву не воспета…
Авось, приживутся родные лады,
И музыка молниеносного света
Продолжится пеньем протяжной воды.

Томлюсь: увеличу ли музыку рода?
Ведь сколь на душе шелковья-суровья!
Иль нищим порывом пиита-рапсода
По ветру пустому развею ея?

То ли дела ищу, то ли тихого лада,
Только вижу с любого крыльца
Простоватые яблони нашего сада,
Нескупую заботу отца.

Мне хватало всегда одного только взгляда,
Чтоб узнать за слепую версту
Голубую смородину нашего сада,
Кружевную её простоту.

Лишь в саду в забытьи согревала прохлада,
Рассыпаясь охранной листвой,
Неизбывная шелестность нашего сада
Укрывала от бед с головой.

Ты не смейся, печаль,
ты не хмурься, отрада, –
Одинаково вы хороши!
Не по времени года – по времени сада
Я сверяю погоду души.

И меж светом начала и мифом распада
Не с того ль всё простительней связь,
Что живу, каждым корнем отцовского сада
За державную землю держась?

Угол Парка –
Не тот ли, не там ли,
Где в мороз не пускали детей
На ученье?
Не там ли из мямлей,
Как из платьев, росли без затей?
В жёлтом круге домов шлакоблочных
Угол Парка то зелен, то бел.
Сколько вод протекало проточных
Через этот укромный предел!
Вот вдали появляется кто-то:
Ближе, ближе… совсем на виду!
Это мама с базарной охоты
Поспешает на полном ходу –
Через Парк.
Обернётся сторицей
Нашей маме судьбы целина:
Детский сад, магазин и больница,
Три дороги, а в общем одна –
Через Парк,
В нашу будущность прямо,
В наши с братом рассветы и тьмы…
Угол Парка, дорога и мама –
Нет у памяти слёзней сумы.

Люблю ладонь младенца. Словно птицу,
Люблю нести в гнезде руки своей,
Угадывая, скоро ль птице взвиться
Над гладями асфальтов-пустырей.

За ними – свежесть хвои
и полыни,
Окраины свободной полоса,
Где мы играем в сказки и былины
И где однажды, навострив глаза,
Вели охоту.
Тени перелеска
Сулили зверя, суету погонь.
Была охота-выдумка прелестна:
Бега, добыча, шорохи, огонь –
Вот представленье, сыгранное нами,
Игры отрывок,
маленькая жизнь!
Нет, никакими взрослыми путями
С весёлым детством мне не разойтись.

Вон кубики игрушечные – дачи.
А вот питомник сосен – сосносад.
Пора спросить, как водится: иначе
Здесь было десять…
двадцать лет назад?
Иначе? Вряд ли.
Здесь дитя бродило
В кругу дерев и призрачных зверей,
И в детский ум таинственно входило
Живoe знанье вечности своей.
И потому люблю укромный вид
Окраины с приметами простыми:
Вот-вот её свобода осенит
Моё дитя с повадками моими.

Весна на свете, девушка, весна!
На часиках протаивает вечность,
Сосульками прокапывает Млечность,
И блузка прошлогодняя тесна.

Снега, деревья, тропы, тротуары
Меняют белый цвет на голубой,
И только фиолетовы пожары
Там, высоко, над самою судьбой.

Глядеть туда и холодно, и страшно,
Дыханья не хватает, ни земли,
А тут весна, тут молодо и влажно,
И электричка рядом, невдали.