Валерий Костиков - Античная Луна

Коль выманишь тебя из клетки,

Запястья на передовой

И запах бархата нимфетки:

Нарцисс, абрис и сам не свой

Воинственные тамбурины

Пугают ладаном манер,

Но сердце обожжённой глины

Сильней весов и полумер.

Криталийская исповедь (Инфанта)

(послание в бутылке главной страсти моей юности)

Последний стыд и полное блаженство

Михаил Кузмин

Чёрный пепел развеет дыханье

Юрий Кузнецов

«Если что-то нельзя изменить,

Это можно хотя бы описать», –

Этому меня научила ты

Так слушай же…

Давай поговорим по-взрослому

Без наших извечных подростковых скандалов:

Ты была самым драгоценным даром моей юности,

Даром, который я так и не смог принять

В те дни у тебя была лишь одна соперница: Сицилия.

(кульминация – ты и я в апельсиновых рощах…)

Край земли, где мне хотелось остаться навсегда,

Ты словно вышла из пены у её берегов,

Из морей, что прославили её своими пиратами

Я долго не мог поверить в саму реальность твоего существования:

богемное воплощение моих снов в человеческой коже

Инфанта с глазами, похожие на хищные цветы, и виноградинам в животе

Хтоническая ласточка

Амфора красной ртути

Магма обетованной земли

Тайное имя всего легиона моих демонов

Но сейчас я хочу тебя отпустить…

На месте отсутствия тебя чистый ужас,

Но в котле ужаса варятся подростки,

Поедая самих себя на ужин,

Ужас виден в подзорную трубу юнги,

Я же, обрубая последние потайные канаты,

Отчаливаю к иным берегам

Ты была главным вулканом моей юности

Но наш Третий Рим – пустота, а Четвертый – Помпеи…

Где была наша дорога в Вечный Город?

Ты говорила, что «в провинции у моря»,

Я – что на пупе земли..

Мы шлялись из края в конец, меняя вино на ром и

первородство на первобытность

Ты сходила с ума

И бредила кораблями-фантомами,

Где матросы идут на абордаж со смычками в руках

Я же прятал свой компас за пазухой,

чтобы ты не сбивала с курса

И всё же ты была самой прекрасной жемчужиной сумерек

в короне рогов морского дьявола

(суме-рек-имя-рек, есть ли имя у рек, впадающих в бездну?)

Но я до сих пор думаю, могла ли ты быть реальна?

Морские волки залпом осушали бутылку, желая на дне найти тебя,

А ты в клюве приносила мне вина жизни,

Когда мое сердце было сущим птенцом,

И потому мой якорь до сих пор на твоём дне

Но хватит, пора переводить эту партию в эндшпиль

и закрывать судовой журнал юности :

Прометей был прикован за бунт,

Я же порву эту цепь смирением

Пусть ты всё ещё жива во мне,

(а я живее всего был, когда был в тебе -

концентрация тленной жизни, что бросала вызов вечности)

Но это лишь пепел,

Несгораемый пепел Феникса, квинтэссенция вечной молодости

Я зачерпну его щедро в ладони

и подброшу его над головой, как салют,

И когда он коснется моей головы,

Тот ветер жизни, что принёс и тебя,

Развеет по морю все мои грехи

Всё что было и не было,

А в самых затаенных уголках меня,

где прячется твоя тень,

останется лишь: «Да здравствует Инфанта!»

Вот только одежды, увы,

придётся срывать не с тебя, а с себя

Моя инфанта, amen

Тихий Авалон

Стрела, пронзившая море,

Путь держит на Авалон.

Там вместо унынья и горя

На шее алмазный кулон.

Там пейсы бастарды обрезав

Затылками ловят луну,

Богатства безумного Креза,

Как гирю отправив ко дну.

И саваном детским укрывшись,

Заткнув один глаз темнотой,

Целуются тихо, как мыши,

Под нежной Полярной Звездой

Феникс

(для литературной дуэли на тему "В бой идут одни старики" )

В бой идут одни старики,

Видя время стенками век.

Мы на дне великой реки,

И никак не выйдем на свет.

И никак не крикнем "Ау!",

И не знаем, где каждый второй.

Ты кипишь в пылающем рву,

Я давно лежу под горой.

Время тяжестью матки-земли

И дыханьем воды-глубины

В круговерти мертвой петли

Нас ввинтило в ветхие сны.

Нас спалило, как вражий аул,

Нас вспороло, как тушу свиньи.

И никто не кричал: «Караул!»,

И «Аминь» не сказали свои.

2

Есть момент, он похож на икону:

Жребий брошен, хоть маятник сбит.

Мы на дне самого Рубикона,

И здесь явно не хватит молитв,

И здесь явно не нужно заклятий,

Мы встаем, как солдаты на бой,

Как воздушный плясун на канате,

Увлекаем судьбу за собой.

Абордаж как соль нашей жизни

Время камнем уходит на дно.

Мы считаем пески, как кафизмы,

Пьем сухое, как берег, вино.

Кто восстал из пены и смерти,

Никогда не вернется назад.

Не покинет спасительной тверди,

Не закроет до смерти глаза.

Мы идём штурмовать это небо,

Что на дне великой реки.

Духи думают, это небыль:

В бой идут одни старики

Печора и Червленица

Дешёвая трубка,

Дешёвый табак,

Дешёвые разговоры..

А радиорубка

Полна, как кабак,

В котором гости и воры.

Летят над страной три такта молвы,

А радуга чахнет с прихлопом,

Но нам не сносить дурной головы,

Не бить челом, как холопам.

Коль платье, что снову,

И сердце, что встарь,

Сидят по-иному..

Как чёрный скобарь

Странное эхо Египта

(мистическое видение)

Теряя замысел и строго

Ступая в оловянный круг,

Как постигая недотрогу,

Руками превращаясь в звук

И раздевая целокупность

Средь обезумевших планет,

Я наблюдал судьбы холупность

Манишек верящих в клозет

На кварце стройное не-скерцо

Арбуз, проткнувший бумеранг,

И дымный отголосок сердца,

Чей капитал есть высший ранг

Плач Героев (Гетера Времён)

Соблазни царя Агамемнона,

Чтоб Елены затмить красоту,

Мелкий бес, играющий в демона,

Институтка с кистью во рту,

Ключ басовый в подбрюшии тенора,

Карлик духа на брачном посту.

И все скажут, она, вот она

Принесла нам Новое Время,

Где Дворянская Честь не нужна,

А герой берёт её бремя,

Словно дохлую тушу слона,

Инвестировав душу в семя.

Коли Даме смерть,

То жизнь проституции.

Нотр-Дамов смерд

Пострашнее коррупции.

Коли так – то нас больше нет

«И дух предаю в руце я»..

PS. Мессалине, merde,

Нашей кровью писать Конституции

Алыча

Самолёты летали над домом моим,

Мы хотели читать их как знаки от Бога.

И чихала душа в сизый маковый дым,

И смеялась счастливою недотрога.

Придорожный фонарь был рассеян и пьян,

И брехали собаки проворно.

Моё сердце согреет титулярный роман, Что ночами питал мой советник надворный.

Там янтарные змеи в изумрудном копье,

Там вишнёвые лоси на сопках,

Там цветные камеи обвивают колье,

Что растёт на грудях осокой