Пётр Мамонов - На плотной земле. Стихотворения

Соскобли с ветвей весь шорох,
соскреби с пшениц зерно.
Принеси мне целый ворох
дней прожитых, и тепло.

На Сретение сияло солнце.
В руке Христа
светился камень
на шитой бисером иконе.
Из храма я приехал на такси.
Встал, помолился, печку затопил…
и все пропало —
чай, кусочки рыбы, томатный сок.

Как я ни распеваю,
опять не то.
Я злюсь и надеваю
свое пальто.

Сходить с ума не надо:
поэзия, стихи…
Все глупость и бравада,
и петухи.

Среди простых чудес земли
все обретает смысл и вес,
когда приметами зимы
наполнит сердце бледный лес.

Когда потери так легки,
что больше нечего терять
и птицы, осенью мудры,
устали глупость щебетать.

И неподвижно средь полей
лежит дороги колея,
и все безстыдней и смелей
мне обнажается земля.

Цепляет ветер крыш настил,
сердитый сторож пустоты,
и дождь сильнее припустил,
сильней задвигались листы.

Ветру хотелось свечи и чая,
Ветру хотелось опущенных век.
Ветру не верилось, что нескончаем
Путь его, бег его, шаг его, век.

Стручочки зеленого лука,
снежок и рассвет молодой.
Какая же всё-таки мука:
то летом живешь, то зимой.

Мои линейки нотные —
косая паутина.
На ней жучки болотные
и паузами – глина.

Как будто пальцем по стеклу
проводит кто-то…

Разговор, весна озябшая,
брошенный рукав реки.
Ветер,
шевелящий мои шнурки.

Снег идет, тихо.
Не очень холодно.
Конец декабря…
Мы поздоровались.

Раньше было очень
сумрачно и тихо,
а теперь июнь —
свежо и сыро.

Весны обещающий запах,
вечер синий зимы,
лето в пестрых рубахах,
осень, окно и мы.

Как легко пропустить сквозь пальцы
белый кивок ромашки.

Как легко закружиться в вальсе,
флагом плеснув рубашку.

Как легко лебеды удушье
забыть пересохшим горлом.

Как легко завернуть в тряпицу
липкую грязь дороги.

Ветер щиплет деревья за дряблые щеки
И, улыбаясь, несется мимо.
Деревья качаются – что за намеки?! —
А он все несется, весело, крикливо.

Выкатил глазища, мчится вперед,
Подворотнями свищет, кулачищем бьет.

Ну и ветер! Хлопают двери,
как звери.
Тоненько скрипнут пружиной
и опять:
«Хлоп!» со всей силы.

Ведь, недавно было тепло, было лето,
А теперь дожди…
Переулком летит газета.

Лесных богов лесные тени,
Прудов застывшая вода.
Здесь осень встала на колени
В одеждах легких октября.

Кружатся листья, устилая
Тропу исхоженных аллей.
Пустеет лес и умирает.
Стволы деревьев все черней,

Таинственней глядят и строже,
Как будто поняли они,
Что в нашей жизни день погожий
Сменили темные пруды.

Резь косоглазая, дно расплескав,
старыми вязами, сетью облав,
чернью следов и межою морщин,
женской покатостью, грудой мужчин.

Преодолеть! За решетку, на камень.
Воду и хлеб не на ощупь – руками!
шишкой локтей, обгрызенным ногтем,
звоном ключей на битые стекла.

Хлеб и вода. Взмах со стола,
в горстку ладоней – колючки угла.
Быстрым хлопком рыжеватого сор.
Полостью рта ошершавить простор.

Перелетные стаи по небу
медленно перелетают.
Птицы крыльями машут
неторопливо и точно.
Разноголосице дня на потребу
люди себя предлагают.
И кричат языком кашу,
чтобы успокоиться ночью.
И никто не подымет голову —
недосуг.
В этом небе как будто ничего для нас нет.
Какие же это птицы? Вороны?
Улетают друг за другом, ветру вслед.

А, не все ли равно, хоть бы и вороны,
пусть себе летят по серому фону.
Они, ведь, тоже летят, не глядя на города
расквадраченные дома и газоны.

Опять пятнышками светлыми машины.
Опять…
Труд людей – дома.
На балкон выходит женщина,
обычная женщина в голубом.
Руки протянула вверх, посмотрела устало
И ушла. Ушла. В комнату.
Штору тронув рукой.
Тронув штору ушла.

Я задремал. Катись, вагон, катись.

Глянь, как стоят, качаясь,
травы. А вон – забор.
Дороги, пересекаясь,
бегут. Между туч – простор.

А, может, милая Оля,
просто сходим в кино?
Я от тебя не скрою,
Оля, мне все равно.

Только бы быть все время
рядом, всегда с тобой.
Оля, откроем двери.
Оля, пойдем со мной?

Крышами весна глядит покато,
Осень пролетает – взмах крыла.
Прожитые, пройденные даты,
Годы – корешки календаря.

Ежедневность, поминутность, точка.
Жест, улыбка, сигаретный дым.
След от колеса – в тетради строчка,
Зна́ком, узнаванием иным.

Идет зима, трамваи катят тише,
следы собачьи тоньше поутру,
прохожие добрей и снег неслышней
стучится в грудь холодному стеклу.

И вечер, удлиняясь в день, спокойней
становится, лениво развалясь
пушистым ворохом на ящике помойном,
и светят фонари, не торопясь.

И окна переплеты округляют:
идет зима, квадраты ни к чему,
и пар, из водостока вылетая,
хватает мягкой лапой тишину.

Так непонятна зимняя погода,
как будто кто-то умер далеко;
и слезы на перилах кромкой года
застыли, и снега лежат легко.

Изломы льда, его изломы
Прикосновением к ребру.
Скольжу глазами по стальному,
По серо-синему скольжу.

Капели льда, его капели.
Их ломкий плач на острие.
Застыли неба параллели,
Не отраженные во мне.